Гость доктора Мартина

— Девять ночей мы разыскиваем вас по всей Саксонии. Я говорю своим: если вы, окаянное чертово отродье, этой же ночью не найдете его, я вас в порошок изотру! И вдруг слышу — меня зовут! Это я всегда сразу слышу. Голос доктора Мартина — как же мне не узнать его? Этим же псалмом вы спугнули моих малышей с колокольни Вормсского собора — хе, хе, хе! Ну ничего, я не сержусь… Итак, слышу, что меня зовут. Я — в трубу и в печку. Сам открыть не могу: посреди дверцы ручка в виде креста. А вы так ушли в свой псалом, что не слышите. Когда позвали второй раз, я стукнул в окно и увидел, где вы сидите. Должно быть, я вас немного встревожил. Какие вы все странные, несуразные: днем охотнее всего думаете о том, кого больше всего боитесь ночью. Поэтому в третий раз я постучал уже в дверь, хотя это и очень неудобно.

Теперь доктор Мартин понял. Как он ни крепился, однако несколько раз лязгнул зубами, и на лбу у него выступил пот. Правда, ему не впервые приходилось иметь дело с чертом. Во сне он бился с ним каждую ночь. Порою, когда он погружался в молитву, дьявол искушал его золотым сиянием солнца или ярким багрянцем листвы за окном. Иногда, в минуту сомнения и отчаяния, тот смущал его веселым пением птиц в парке замка. Когда он постился и истязал свою плоть — посылал к нему смазливую горничную с блюдом жаркого и кубком вина. В Виттенбергской часовне он воочию видел, как черт юркнул за изображение богородицы — в стене и посейчас осталось словно выгрызенная древоточцем дыра… Но так отчетливо и близко он видел его впервые. И несомненно, это не какая-нибудь мелкая сошка, а сам князь тьмы.

Однако доктор Мартин усилием воли подавил малодушный страх и устроился поудобнее на стуле. Что может сделать ому этот гость? Разве у него нет своего помощника и заступника, перед которым тот бессилен, несмотря на все свои козни?

Он заговорил уверенно и громко:

— Ты пришел отомстить мне за то, что я восстал против твоей власти. Но я говорю тебе: отыди! Я не боюсь тебя, со мною — сам господь.

Черт остановил его энергичным жестом.

— Тсс! Не будем всуе упоминать его имя. Нам с вами это не к лицу. К тому же у меня от этого сразу начинает свербить в левом ухе. Давайте лучше называть его «Он» — так будет вернее, да и приличнее. Согласны, доктор? Благодарю. Итак, мы можем продолжать. Ах да, мы ведь еще и не начинали. А никто из нас не располагает лишним временем… Вы глубоко заблуждаетесь, если думаете, что я пришел к вам с дурными намерениями. Наоборот. Я хочу пожать вам руку, как своему соратнику и другу.

Доктор Мартин быстро убрал со стола руки.

— Я твой соратник и друг? Конечно, это опять твои козни. Только не понимаю, чего ты хочешь этим добиться.

— Отнюдь не козни — на сей раз нет. Ведь попадаются же раз в несколько столетий приятные люди, которые могут расположить к искренности даже самого черта. Вы — один из этих редких людей, доктор. Разрешите выразить вам свое глубочайшее уважение и пожелать всяческих успехов в дальнейшей вашей деятельности, — в нашей с вами общей деятельности.

Доктор Мартин невольно улыбнулся.

— К сожалению, истина ада диаметрально противоположна истине небесной, которую я исповедую, которой я служу. Не принимаешь ли ты меня за Тецеля[6], которого я изгнал! Он-то и был твоим соратником.

— Да нисколько, доктор! Этот монах спутал мне все карты. Из-за него я чуть не испортил себе нервы — если бы это было у нас в моде. С тех пор как он повадился ездить сюда со своим сундуком, нам, в лучшем случае, удавалось развести огонь раз в неделю. Мы попали в такое затруднительное положение, что были накануне банкротства.

— Ты, должно быть, считаешь меня простофилей. Словно я не знаю, сколько душ он ежедневно отправлял в преисподнюю.

Черт вздохнул.

— Вы не обижайтесь, доктор, до сих пор я не считал вас простофилей, но вы все-таки оказались им. Неумение последовательно, логически мыслить я наблюдал у крестьян, монахов и рыцарей. Но я не думал, что доктора теологии в этом отношении так на них похожи. Волей-неволей я должен затеять с вами диспут, хотя это и неблагодарный труд.

Еще тридцать первого октября, когда на дверях Виттенбергского собора были вывешены ваши знаменитые тезисы, вы заставили меня улыбнуться. Вы осудили беднягу Тецеля и польстили папе… «Если бы папа знал об этом…» — писали вы. А как же он мог не знать? Разумеется, знал. Ведь все делается по распоряжению папы и его курии. Тецель был только его слугой и агентом. И все, что Тецель делал, делалось в ущерб мне и во славу Того, имя которого мы условились не называть.