Гость Иова

— Во всяком случае, — смеются они, — никто никогда не замечал, чтобы она интересовалась снарядами.

— Цыганка не так глупа, она предпочитает холодное оружие.

— Ложь! Просто вас разбирает зависть. Спросите у Нунеса и сами убедитесь, что все это враки.

— А ну помолчите, дайте сказать знающему человеку. Слово предоставляется старшему сержанту Нунесу.

— Тихо вы! Слушайте сержанта Нунеса!

— Ах, ослы… — Старший сержант Нунес улыбается, польщенный. — Ну и ослы же вы…

Так за беседой и шутками военные коротают время, как и положено после тяжких трудов на маневрах. И пока они наслаждаются отдыхом, стайка детей во главе с Нелиньо и Анжелиной идет по поселку Серкал Ново, направляясь прямо к кафе «Модерн», где находятся недавние выпускники военных училищ.

Они бегут с радостными криками, прижимая руки к груди, словно в ладонях у них трепещущая птица или волшебное гнездо, но не игра и не шалость вдохновляют их. Они несут невзорвавшуюся запальную трубку, и вместе с ними — похожая на тень оборванная старая Либерата. Да и где еще могла быть эта маленькая старушонка, которая всегда все видит и все знает?

Либерата с ватагой останавливается у дверей кафе, Анжелина входит внутрь. Она идет между столиками и поглядывает на будущих офицеров, которые наводят глянец на сапоги, пьют пиво или играют в покер. Или пишут письма домой, или листают иностранные журналы, кое-кто даже занимается, готовясь к новой жизни, ожидающей их потом, вне этого заколдованного круга церемониальных маршей и караулов. Вообще, несмотря на офицерскую форму, несмотря на то что через несколько месяцев их произведут в офицеры, все они перед лицом казарменных распорядков чувствуют себя ближе к рекрутам. Эти молодые люди, оторванные от своих занятий, от своих невест пли от своей службы, скорее солдаты, чем командиры. Зная, что они еще не настоящие вояки и при деньгах, Анжелина смело обращается к ним:

— Господа кадеты, купите на память!

Запальная трубка без капсюля, ставшая безопасной, превращается в историческую ценность. В воинский амулет, так сказать, в оригинальную безделушку, пресс-папье или еще что-нибудь в этом роде. Анжелина предлагает трубку всем подряд, как вдруг несколько офицеров окликают ее с улицы:

— Девочка, а девочка!

Недоверчивая Анжелина все же потихоньку пятится к выходу.

— Иди же, дуреха! — подбадривает тетушка Либерата, впиваясь ногтями в ее руку.

Анжелина подчиняется. Старуха, тихонько подталкивающая ее, девочка с опущенными глазами, вся побагровевшая от стыда, предстают перед офицерами, прогуливающимися у кафе. Рыжеволосый капитан с козлиной бородкой отделяется от группы и протягивает руку к запальной трубке.

— Brave girl[19], — произносит он, ласково потрепав Анжелину по щеке. — Храбрая де-воч-ка.

Все смеются, и старуха тоже. Но лишь потому, что видит, как смеются другие, или, скорее, по причине, очень хорошо ей известной.

XXIV

Продажа запальной трубки у дверей кафе «Модерн» имела, если угодно, символический смысл. Ее можно было расценить как выражение признательности ребенка из Серкал Ново к почетному гостю, сопровождаемому целым эскортом майоров и капитанов. Анжелина передала ему в руки доказательство своей смелости, а гость в свою очередь презентовал ей кредитку и блестящую монету. Вот как оно было.

— Brave girl… Храбрая девочка.

В этот тихий час, когда трудовой день в казарме закончился, рекруты слонялись по городу. В лавках было полно солдат, на автобусных остановках торговцы ожидали свежие газеты, кокетливые девушки прогуливались под ручку по улице, что-то шепча друг другу на ухо и негромко хихикая; каждая делала вид, будто ее ужасно интересует болтовня подружки. Так выглядел после заката солнца военный поселок.

Лишь Анибал с сыном бродили поодаль, в стороне от слоняющихся по улицам солдат. Они стучались в дома, предлагая лавочникам и просто жителям купить у них охотничье ружье, но всякий раз по той или иной причине получали отказ.

— Ничего не поделаешь. Придется, видно, предложить его торговцу железным ломом, о котором ты говорил, — вздохнул Анибал.

Сумерки сгущались, с солдатского календаря слетел еще один листок. Портела в лазарете очнулся (одному богу известно как) и беззвучно рыдал, пытаясь нащупать под одеялом свою ногу; Козлиная Бородка со свитой прогуливался по шоссе; верзила сержант, высоко вскидывая татуированные руки, бросал ребятишкам мелкие монеты.

Равнодушные к этому зрелищу, Анибал с сыном обходят в поисках старьевщика окраинные улочки; буйные сорняки заполонили все кругом, на порогах домов сидят женщины и вычесывают из волос насекомых, хотя уже начинает темнеть. Из последней лачуги, стоящей на отшибе, почти в открытом поле, опрометью выскакивают два солдата с брюками в руках. Они улепетывают, словно перепуганные зайцы, а вслед за ними с гиканьем несется орава девиц.

Глядя, как накрашенные девицы бегут по улице, угрожающе сжимая кулаки, старик не преминул вспомнить о женщинах в прежних военных лагерях.

— Нет сомнения, эти потаскушки заменили теперь маркитанток. Пошли дальше.