— Вижу, что задел вас обоих за живое, хотя такого намерения у меня отнюдь не было. Я не берусь предсказывать, кто перестроится, применяясь к нуждам другого, — образование ли к коммерции или наоборот. Будем надеяться, что последуют взаимные уступки. Есть пессимисты, которые утверждают, что методы коммерсантов — особенно если говорить о крупных масштабах трестов и синдикатов — становятся хуже, вместо того чтобы становиться лучше, но, возможно, это всего лишь так называемый «переходный период». Гамлету, прежде чем стать добрым, приходится проявить жестокость; предрассветный час всегда бывает самым темным, ну и так далее. Быть может, когда дух наживы проникнет во все области жизни и окончательно подчинит себе республику — в чем нас уже и сейчас обвиняют недруги, — тут-то и начнется процесс очищения от скверны, и заживут все праведной жизнью. Я знавал немало людей, которые на заре жизни были настоящими жуликами, однако впоследствии, почувствовав почву под ногами и уверившись, что могут позволить себе роскошь быть честными, становились таковыми. Не вижу, отчего такому не случиться и в большом масштабе. Нельзя забывать, что в известном смысле мы все еще чудо, хотя в некоторых отношениях созревали с такой быстротой, что уже сейчас можем считать, что мы — факт свершившийся. Правда, теперь уж не такая невидаль, как были сорок лет тому назад, после войны, когда у нас произошли поистине огромные перемены.
До войны некоторые вещи мы принимали как нечто само собой разумеющееся. Если человек терял работу, он брался за новую, если прогорал, начинал новое дело; в том и другом случае, если ему не на что было больше рассчитывать, он уезжал на Запад, обзаводился хорошим ломтем государственной земли и начинал расти вместе с краем. А теперь край уже вырос, государственной земли больше не осталось, протиснуться сквозь ряды предпринимателей почти невозможно, и, берясь за другую работу, человек обнаруживает, что утратил былую сноровку. Борьба за жизнь видоизменилась — стихийная драка уступила место столкновениям вымуштрованных войск, и уцелевшие драчуны перемалываются в порошок, очутившись между жерновами организованного труда и организованного капитала. Бесспорно, мы находимся в переходном периоде, и если высшее образование постарается приспособиться к потребностям коммерции, существует вероятность, что оно принесет себя в жертву без всякой пользы для коммерсантов. В конце концов много ли образования надо для того; чтобы заправлять делами? Разве огромные состояния страны делались образованными людьми, людьми, учившимися в университете? Не знаю, может, те молодые люди и правы.
— Все это так, — вставил я, — вот только кажется мне, что своими обобщениями вы создаете у мистера Гомоса неправильное впечатление о нашей экономической жизни. Как-никак вы ведь сами выпускник Гарварда?
— Да. И к тому же небогатый. Какие-нибудь два-три миллиона — разве это деньги? Так вот, с самого начала я не перестаю мучиться мыслью, как должен вести себя в том или ином случае джентльмен, наделенный интеллектуальным багажом? У людей, не получивших такого образования, подобных вопросов не возникает, они берутся за дело и добиваются успеха.
— Следовательно, вы признаете, — сказал профессор, — что высшее образование повышает моральный уровень делового человека.
— Безусловно! Это один из главных недостатков высшего образования, — со смехом ответил банкир.
— Прекрасно, — сказал я с должной почтительностью к человеку, владеющему какими-нибудь двумя-тремя миллионами. — Вам такие вещи говорить не возбраняется. Но если дела обстоят не лучше с людьми, создавшими огромные состояния — я имею в виду коммерсантов, не обремененных университетским образованием, — то, пожалуй, вам стоило бы объяснить мистеру Гомосу, почему каждый раз, когда возникают чрезвычайные обстоятельства, мы непроизвольно обращаемся к здравому смыслу наших деловых людей, словно это кладезь мудрости, неподкупности и беспристрастности. Допустим, что возник какой-то жизненно важный вопрос — не обязательно финансового, а скорее политического или нравственного порядка, а то и общественного, — что нужно делать в первую очередь? Разослать приглашения на собрание, под которыми стояли бы подписи известных в городе деловых людей, потому что только тогда на него отзовутся приглашенные. Выпустите воззвание, подписанное всеми писателями, художниками, священниками, адвокатами и врачами штата, оно не произведет на широкую публику и десятой доли того впечатления, какое произведет такое же воззвание, но подписанное несколькими крупными коммерсантами, директорами банков, железнодорожными магнатами и доверенными лицами крупных концернов. Чем это объяснить? Странно как-то, что мне приходится просить вас защищаться от самого себя.
— Сделайте одолжение, голубчик, сделайте одолжение, — ответил банкир со своим располагающим bonhomie[5]
. — Заранее предупреждаю, что мои объяснения вряд ли полностью удовлетворят вас. Тем не менее я попытаюсь — в меру своих сил.Он повернулся к альтрурцу и продолжал: