«Любовь, дружба, взаимная симпатия и антипатия, — думал Волгин, — всё это никогда не исчезнет, всегда будет играть свою роль в жизни любого общества. И каждый человек, когда придёт его час, будет испытывать те же чувства, что и его предки. И Озеров, и Владилен ведут себя совершенно одинаково, хотя и принадлежат к разным векам. Но интересно, как решена сейчас проблема семьи? Я не знаю, потому что вообще ничего не знаю и не вижу. Нет, хватит одиночества, пора, давно пора погрузиться в общую жизнь человечества».
Теперь Волгину было легче осуществить своё намерение. Он не один. Рядом двенадцать верных друзей, которые воспринимают всё новое так же, как и он, с которыми он может делиться сомнениями, всегда получить от них поддержку в тяжёлую минуту и которые во всём поймут его.
Мысли Волгина вернулись к последним дням.
Люций был прав: космонавты не пожелали расстаться с Волгиным и попросили его взять их с собой и в его арелете доставить в Ленинград. Второв, Мельникова, Котов, Фёдоров и оба астронома были уроженцами Ленинграда. Остальные согласились сопровождать их в этот город и только потом посетить Москву, Киев, Варшаву. Все эти города сохранились и носили те же названия, что и раньше.
Опасаясь управлять арелетом таких больших размеров совершенно самостоятельно, Волгин попросил Владилена лететь с ними.
— Чего ты боишься? — спросил Владилен. — Большой или маленький, арелет управляется одинаково и одинаково безопасен.
Но Волгин настоял, и Владилен согласился. Пятнадцатое место в машине заняла Мэри, которую пригласила Мельникова. Они обе почувствовали симпатию друг к другу при первой же встрече.
Волгину интересно было наблюдать впечатление, которое производила новая техника на людей, так же как и он сам, очутившихся в мире далёкого будущего.
Космонавты тоже не имели понятия о достижениях науки и техники за протёкшее на Земле время и по сравнению с современными людьми были подобны несмышлёному ребёнку. Но они вели себя иначе, чем Волгин. Второв, Котов, Озеров засыпали Владилена вопросами, которые Волгину приходилось переводить, так же как и ответы. Слушая этот разговор, он понял, что сам допустил большую ошибку, опасаясь показаться «дикарём». Космонавты не боялись этого. Они, если можно так сказать, выставляли напоказ свою «неграмотность». Чувствовалось, что они и не помышляют изучать современную жизнь в уединении, прежде чем окунуться в неё, как это делал Волгин. Они прямо «брали быка за рога».
Ответы Владилена позволили Волгину гораздо лучше и глубже понять устройство арелета и принцип управления им, хотя он был знаком с этой машиной уже несколько месяцев, а не один час, как астронавты.
А когда Котов неожиданно попросил уступить ему место водителя и повёл арелет нисколько не хуже Волгина, заставляя машину опускаться и подниматься снова, Волгин окончательно убедился, что избранный им путь был неправильным.
«Что ж, — думал он, — лучше поздно, чем никогда. Больше я не буду стесняться».
Вильсон и Кривоносов заинтересовались карманным телеофом. И, к удивлению Волгина, ни Владилен, ни Мэри не смогли ответить на их вопросы.
— Всё знать невозможно, — заметил Михаил Филиппович. — Обратимся к специалистам.
В Ленинграде их ожидал приготовленный для них дом. «Дворец!» — сказал Кривоносов. Этот дом, в два этажа, помещался на улице имени Ирины Волгиной.
Совпадение фамилий не ускользнуло от внимания Второва; и он спросил — случайно ли это?
Волгину пришлось вкратце рассказать о своей жене. Сочувственное молчание послужило ему ответом.
Потом Второв сказал:
— И вы, и ваша жена заслужили бессмертие. Это должно утешать вас.
— Я живу, — ответил Волгин, — а Ирина…
Второв не нашёл, что ответить. Озеров обнял Волгина.
Первые два дня поток вопросов обрушивался на Владилена, Мэри, Сергея. Космонавты хотели узнать и понять всё сейчас же, немедленно. Они не хотели ждать.
Спрашивали и Волгина.
— Странно! — сказал Котов, когда выяснилось, что Волгин так мало знает окружающее. — Что вы делали всё это время?
Озеров пришёл на помощь своему другу.
— Ты забываешь, — сказал он, — что Дмитрий перенёс тяжёлую операцию. Кроме того, он бывший юрист и не знаком даже с современной ему техникой.
— Не в этом дело, — возразил Волгин. — Просто я выбрал неверную линию поведения. Вы показали мне, как надо было вести себя.
Подобно Волгину, космонавты целые дни проводили в Октябрьском парке. Но и здесь они вели себя совсем иначе, напоминая своим поведением иностранных туристов. Расспрашивая обо всём, интересуясь всем, они обращались к любому встречному, вели долгие беседы, затрагивавшие все стороны жизни. Волей-неволей участвуя в этих беседах, так как без него собеседники не поняли бы друг друга, Волгин в два дня узнал больше, чем за все предыдущие месяцы.
Ему было неловко и даже стыдно. Замкнуться в себе, встречать всё новое и незнакомое с внешним безразличием казалось ему теперь глупостью.
«Потеряно столько времени, — думал он. — Откуда взялась у меня эта странная робость?»
Он рассказал обо всём Озерову.