— Сейчас я уйду от вас. Нельзя надолго прекращать процесс, а когда я здесь, приходится его останавливать. То, что полезно для вас, вредно для меня. Мы лечим вас сейчас излучением. Не смущайтесь тем, что цвет стен и пола меняется. Они освещены скажи в нужной для вас последовательности электромагнитных волн. Было бы лучше всего, если бы вы заснули. Когда пройдет назначенное время, я снова приду к вам, — его большая рука с необычайно длинными, тонкими и гибкими пальцами (никогда и ни у кого не видел лежавший человек таких рук) ласково коснулась плеча больного. — Вы не чувствуете какого-нибудь неудобства? — снова спросил он. Видимо, эта мысль его особенно беспокоила.
“Нет”.
— Теперь вы спокойны?
Как хотелось больному ответить, что нет, он не спокоен и не может быть спокоен, пока не узнает, что это за странное помещение и кто такой не менее странный его хозяин. Но он не мог ничего спросить, не мог потребовать объяснений и настаивать на ответе.
“Да, я спокоен”, — ответили глаза.
— Прощайте на короткое время. Когда я опять приду, вы будете в еще лучшем состоянии, чем сейчас, и мы поговорим дольше.
Он улыбнулся (блеснула безукоризненная линия зубов), погладил руку больного и медленно направился к стене. Казалось, ему очень не хотелось уходить так скоро. И действительно, пройдя всего несколько шагов, он остановился, словно в нерешительности, и повернул обратно.
— У меня есть к вам один вопрос, — сказал он, явно волнуясь. — Очень важный для всех нас. Мне не хотелось бы откладывать его выяснение. Если память полностью вернулась к вам, то помните ли вы ваше имя?
“Ну конечно”, — хотелось ответить больному, но он мог только медленно закрыть глаза:
“Да”.
— Вы не можете мне его назвать, но я сам назову вам одно, наиболее вероятное. У нас есть предположение… оно, правда, почти достоверно, но все же… Вся планета ждет разрешения этой загадки, — он замолчал, точно собираясь с силами для вопроса, который хотел задать. Потом медленно, раздельно произнес: —
Глаза больного ответили:
“Да”.
Выздоровление шло все более быстро. Каждый день в Дмитрия Волгина происходили ощутимые перемены.
Он мог уже, правда, с усилиями и не совсем свободно, двигать руками и головой. Язык плохо ему повиновался, но слова звучали достаточно ясно, чтобы быть понятыми
Все еще приходилось лежать почти неподвижно. Физический отправлений организма не было, и Волгина ничем не кормили голода и жажды он не чувствовал.
Несколько раз ему делали вливание какой-то светлой жидкости, по-видимому питательного раствора, и он замечал, что крепнет и полнеет. Ухаживавшие за ним люди не ожидали теперь, пока Волгин заснет, а входили к нему во время бодрствования. Они производили над его телом разнообразные, совершенно непонятные, но кратковременные и безболезненные процедуры.
Большую же часть времени Волгин лежал один, предоставленный действию света, который медленно и постепенно переходил из одною тона в другой.
Первое время Волгин следил за этими красивыми переходами с любопытством, но потом привык и перестал обращать на них внимание.
Ему было очень скучно. Приходилось неподвижно лежать и думать. Больше ничего не оставалось делать. На его просьбу дать ему книгу последовал ответ, что это пока совершенно невозможно.
Все, что происходило с ним с момента, когда он очнулся от беспамятства, оставалось для него загадкой. Разговоры с первым чело веком, которого он увидел, были кратки и сравнительно редки.
Волгин уже знал, что имя незнакомца — Люций.
Это удивительное имя, вызывавшее в памяти Древний Рим поразило Волгина но потом оказалось, что и другие люди, которых он видел, носили не менее странные имена Одного из них звали Цезий, другого Иоnote 1
. Но вместе с ними приходили двое молодых людей с обычными, хорошо известными Волгину именами — Сергей и Владилен.На вопрос об их национальности Люций с улыбкой ответил что они вес русские, однако они говорили между собой на языке который Волгин понимал с большим трудом. В основе это был, безусловно, русский язык, но почтя половина слов была ему незнакома, он и улавливал в них отдельные созвучия из других, неизвестных ему языков.
Один только Люций говорил с ним на обычном русском языке, заметным акцентом, происхождение которого Волгин не мог уловить.
И он никак не мог поверить, что перед ним соотечественники. Внешний вид людей решительно говорил против этого. Так же, как Люций, все они совсем не походили на обычных людей двадцатого века. Их могучие фигуры, крупные головы, необычайно правильные черты лица, рост, движения — все было не таким, как у всех, кого приходилось видеть Волгину.
Он с недоумением спрашивал себя — откуда явились эти гиганты? Где они были до сих пор, если Волгин не только не встречался с ними, но и не слышал о них. Здесь таилась неразрешимая загадка, поскольку Люций явно уклонялся от каких бы то ни было объяснений. Создавалось впечатление, что он просто-напросто боится вопросов Волгина. Но чего ему было бояться?