Гость из бездны

Раньше он говорил ей “вы”, но она сама, первая, перешла на дружеское “ты”. Волгин обрадовался этому. Со всеми космонавтами у него давно установились простые, товарищеские отношения. Со всеми, кроме Мельниковой. Она относилась к нему сдержанно из-за своего злосчастного сходства с Ириной, убежденная, что Волгину тяжело ее видеть. Так, действительно, было прежде, но Волгин уже перестал замечать это сходство. У Мельниковой были волосы Ирины и такие же черные глаза, но все остальное совсем иное. Теперь ему казалось, что между ними вообще нет никакого сходства, что Мельникова нравится ему сама по себе. Это было не так, но Волгин уже не отдавал себе отчета в том, что именно притягивает его к Мельниковой. Новое чувство развивалось и крепло с каждым днем, еще немного — и оно должно было перейти в любовь. Это было неизбежно.

— Рассказывай! — повторил он. — И зови меня Димой. Мне это приятно.

Он приказал окну “открыться” совсем. Лунный свет опять залил комнату, и в серебристом сиянии Волгин увидел…

Нет, это не было обманом зрения!

Мельникова постарела! Она выглядела старше, чем была, когда он видел се в последний раз. Как это могло случиться? В чем дело?…

И смутное подозрение, что не вес обстоит так, как он думает, что “сон” его был продолжительнее, чем казалось, заставило сердце забиться сильнее в тревожном предчувствии.

— Говори же! — умоляюще сказал Волгин, видя, что Мария колеблется.

Мельникова действительно колебалась. Ей было предписано, как только Волгин проснется, немедленно известить Люция, Ио и фаэтонского врача. Может быть, Волгину необходимо дать какое-нибудь лекарство, может быть, задержка причинит ему вред? Но она вспомнила, как Иэйа всего несколько часов тому назад сказал (Мэри перевела его слова), что Волгин должен проснуться так, как просыпается всегда, когда он совершенно здоров. И он выглядит прекрасно, как будто и не было вовсе этих четырех лет.

Она не могла противиться умоляющему выражению лица Волгина. Он хочет услышать вес от нес. Пусть так и будет!

Она была не в силах встать и уйти. Пусть Люций будет недоволен, пусть! Ей было приятно находиться с Дмитрием наедине в комнате, освещенной Луной, — старой Луной, такой же, как в былое время, — быть с человеком, близким ей больше, чем все остальные люди на Земле, со своим современником.

“Он не знает еще, — думала она, — что только мы двое и остались на Земле. Совсем одни”.

Говорить ему об этом Люций запретил.

— Ты хорошо себя чувствуешь?

— Прекрасно. Не бойся ничего. Рассказывай!

Она рассказала обо всем. Как был доставлен на Марс рабочий корабль “И-76”, как были найдены на нем бесчувственные тела трех членов экипажа и самого Волгина. (О том, что он один остался жив, было решено не говорить, пока Волгин окончательно не оправится.) Она рассказала, как его доставили на остров Кипр, положили в павильоне, как мучились все, беспокоясь о его судьбе, как прилетели потом фаэтонские ученые…

— Все произошло так, как они сказали. Месяц назад ты очнулся от летаргии, и тебя перенесли из павильона сюда. Со дня на день ожидали окончательного пробуждения. Я очень рада, что это случилось в мое дежурство, — закончила Мельникова.

Итак, он снова был почти мертв. Опять возвращен к жизни силой науки. Что за необычайная судьба!

— Наверное, дежурят и Мэри, и Ксения? — спросил Волгин.

— Мэри да, а Ксении здесь нет. Она в Ленинграде. Не знаю, что побудило меня зайти к тебе в неурочный час, — сказала Мельникова, желая переменить разговор. — Но мне вдруг послышалось…

— Ты не ошиблась, — сказал Волгин. — Я вставал и подходил к окну. Но, Мария, постой. Ты сказала, что прошло четыре года. Ты уверена?

— Как я могу быть неуверенной в этом. Мы все считали дни.

— Который час?

— Около пяти утра. Скоро взойдет солнце.

— Тогда я уже проснулся, — засмеялся Волгин. — Ты только что узнала об этом и идешь звать Люция.

Через несколько минут комната наполнилась людьми. Прибежали Люций, Ио, Владилен, Мэри и еще другие, которых Волгин не знал. Пришел Иэйа, маленький, хрупкий, с мощным лбом над громадными глазами, очень пожилой, если не старый. Никого из космонавтов с “Ленина” не было.

Это удивило Волгина.

“Выходит, — подумал он, — что я их совсем не интересую, если сейчас, когда вся Земля, наверное, знает, что я должен вот-вот проснуться, никто из них не счел нужным прилететь на Кипр. Даже Виктора нет”.

Пока Ио и фаэтонец осматривали Волгина, он не спускал глаз с Мэри. Она в чем-то изменилась, но нисколько не постарела, как Мельникова. Четыре года не повлияли на свежесть се лица.

“Конечно, она моложе Марии, но не надо забывать, что современные люди выглядят совсем молодыми и в пятьдесят лет. Что для них какие-то четыре года? То же, что в наше время несколько месяцев”.

Волгин почувствовал горечь от этой мысли. Он и Мария состарятся, одряхлеют, а вот она — Мэри будет все такой же молодой и здоровой. И остальные будут такими же.

Мельникова показалась ему еще ближе, еще дороже. Она не покинула его, как остальные се товарищи, она осталась с ним. И они вместе проживут всю оставшуюся им жизнь.