Гость из бездны

Как всегда, с негромким мелодичным звуком, точно где-то далеко прозвенел звонок, стена раздвинулась перед Люцием, образовала узкий проход и снова сомкнулась, пропустив его.

Волгин остался один.

В том состоянии, в котором он находился, яркий свет был ему неприятен, и, точно подслушав его мысли, свет померк, в павильоне наступил приятный полумрак.

Волгин не обратил на это никакого внимания. Он даже не заметил, что его желание было чудесным образом исполнено. Со вздохом удовлетворения он откинулся на мягкую подушку.

Он был совершенно уверен, что его просьба не наблюдать за ним будет свято исполнена. Впервые он находился в полном одиночестве, а это было как раз то, в чём он остро нуждался после всего, что услышал от Люция.

Мысли и воспоминания нахлынули на него, и, закрыв глаза, Волгин погрузился в прошлое, ища в нём силы для странного и пока ещё непонятного настоящего.

Выйдя из павильона, Люций остановился у самой «двери».

Очень большое само по себе, куполообразное помещение целиком помещалось в другом, ещё большем. Оно было заполнено бесчисленными машинами и аппаратами самого разнообразного вида и величины. По стенам и на потолке концентрическими рядами висели приборы, напоминавшие прожекторы. Их открытые «жерла» были направлены на стены внутреннего павильона.

Прямо напротив «двери» огромный стенд искрился многочисленными разноцветными лампочками. Несколько экранов разной величины и цвета, множество движущихся за стёклами диаграмм и круглых дисков, по которым быстро скользили цветные стрелки, заполняли стенд до отказа.

Перед этим стендом в мягком глубоком кресле сидел Ио и внимательно смотрел на большой экран, на котором отчётливо виднелась внутренность павильона, постель и фигура Волгина, лежавшего на ней.

При входе Люция Ио повернул голову.

— Что? — спросил он.

— Вы же видели и слышали, — ответил Люций. — Дмитрий выслушал меня без малейших признаков отчаяния или даже сильного волнения.

— Вы думаете…

— Я не знаю, что думать. Нельзя даже предположить, что он не понимает того, что с ним произошло.

— Смотрите! — сказал Ио, повернувшись к экрану. Свет внутри павильона потускнел, сменившись полумраком.

— Он хочет остаться наедине с самим собой, сосредоточиться, — сказал Ио. — Свет мешает. Вы говорили ему, что яркость освещения зависит от него самого?

— Нет, кажется, не говорил, — ответил Люций.

— Значит, он сам догадался или это произошло случайно.

— Мне кажется, что спокойствие, проявленное Дмитрием, неестественно, — снова начал Люций. — Не кроется ли за этим что-нибудь другое, а не исключительное самообладание? Быть может, ум Дмитрия, его психология неисправимо изменились в результате опыта, которому подверглось его тело?

— Нет, — ответил Ио, — этого не могло произойти, и вы сами это отлично знаете, Люций. Мыслительные и психические способности Дмитрия те же, что были до его смерти. Возможно, что само время, когда он жил, все испытания, выпавшие на его долю, так закалили его, что даже сейчас он не теряет самообладания.

— Я очень хотел бы верить в это, — сказал Люций.

Ио дотронулся до поверхности экрана. И вдруг изображение на нём приблизилось. Лицо Волгина заняло весь экран.

— Посмотрите! — сказал Ио. — Он совершенно спокоен.

Люций быстро подошёл к стенду и выключил экран.

— Дмитрий просил не наблюдать за ним в продолжение трёх часов, — сказал он в ответ на недоуменный взгляд Ио. — Он хочет остаться совершенно один.

Оба молча смотрели на потухший экран.

В огромном здании стояла полная тишина, и только чуть слышный шорох в одном из приборов нарушал её. Люций посмотрел на прибор и протянул к нему руку.

— Его сердце, — сказал он, — бьётся спокойно. Но раз Дмитрий просил не наблюдать за ним, то и биение его сердца не надо видеть.

И лента прибора за тонким стеклом тоже остановилась.

В первый раз за десять лет люди выпустили из поля зрения воскрешённого ими человека.

Что делал он в одиночестве? Какие мысли и чувства владели им — вернувшимся к жизни из холодных объятий смерти?..

Прошёл час…

Но всё так же Ио неподвижно сидел в кресле, устремив взгляд на белый прямоугольник погасшего экрана, и так же возле него стоял Люций.

Они не могли ни о чём говорить. Невозможно словами передать то, что они чувствовали.

Исполинская задача, взятая ими на себя, была выполнена. Наука девятого века Новой эры сделала то, что прежде было только мечтой, одержала победу над силами природы в её самой недоступной и самой загадочной области. Отныне смерть будет послушно подчиняться человеку. Из непонятного и жестокого врага она превращалась в друга, избавлявшего человека от жизни, когда естественный предел возраста делал эту жизнь ненужной и тягостной.

Бессознательное влечение к личному бессмертию, хотя и ослабевшее в людях этого века, всё ещё давало себя чувствовать, потому что люди ещё не жили столько, сколько позволяло им их тело. И Люций, и Ио знали, что теперь быстро будет достигнут нормальный предел человеческой жизни, и тогда исчезнет из сознания желание жить вечно, и проживший положенный срок человек радостно и просто будет встречать смерть.