Гость из бездны

Самая отдалённая от Солнца планета не обогревается его лучами. На ней свирепствует космический холод и замерзают все газы.

В этот день вековой порядок был нарушен. На огромном пространстве планеты появилась на несколько минут газовая оболочка.

Улетели к Земле четыре вспомогательных корабля, в могучем рёве своих двигателей отделившись от взлётного поля.

Фотонная ракета осталась одна. Её старт должен был состояться без свидетелей. Ничто не смогло бы уцелеть, находясь расстоянии тысяч километров от места её подъёма. Именно потому и выбрали для ракетодрома столь удалённую планету. На ней ещё не было ни одной научной станции, ни одного поселения учёных. Таких мест немного осталось в Солнечной системе.

Никто не видел величественной и потрясающей картины фотонного старта.

Опалённые сверхмощной силой света мгновенно расплавились и превратились в газы замёрзшие в незапамятные времена элементы атмосферы Плутона. Клубящаяся масса закрыла площадку только что покинутую ракетой.

Но лишь на несколько минут.

Властная рука холода сразу навела порядок. Посыпались на почву твердевшие на лету хлопья «снега».

И снова покой глубокого сна объял разбуженную человеком природу.

Ленин!

С его именем на устах и в сердце шли на штурм Космоса первые звездолётчики Земли.

Его черты, запечатлённые в граните, бронзе и золоте, оставляли на всех планетах бесстрашные покорители Вселенной.

Когда-то в городе, носящем имя Ленина, был спущен на воду первый в мире атомный ледокол.

Долго ли думали его строители, как назвать корабль, какое имя для него выбрать?

Одно имя могло быть у первенца атомного флота.

И на борту космолёта, ринувшегося в безграничные просторы, навстречу другой жизни, другому разуму, на борту первого корабля, вступившего в поединок с ещё неведомыми силами Большого Космоса, горело то же бессмертное имя: «Ленин».

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ГОД ВОСЕМЬСОТ ШЕСТИДЕСЯТЫЙ

Глава первая

1

Сознание медленно возвращалось.

Смутные, расплывчатые мысли и образы возникали и исчезали, не оставляя никаких следов в памяти. Мозг работал короткими, отрывистыми «толчками», поминутно погружаясь в небытие.

Эти мимолётные проблески нельзя было даже назвать мыслями. Это были едва намеченные ощущения, отдалённый намёк на деятельность человеческого мозга.

Потом периоды «мышления» стали постепенно всё более и более продолжительными. Туманные образы начали принимать реальную форму.

И настал момент, когда он почувствовал, что просыпается от глубокого сна.

Но эта вспышка сознания мелькнула и сразу погасла. Он всё ещё не сознавал себя и не отдавал себе никакого отчёта в этом.

Его глаза были закрыты, и сквозь веки не проникало ни единого луча света. В ушах стояла полная тишина. Он не ощущал своего тела и температуры окружающего воздуха. Время не существовало для него.

Долго находился он в таком состоянии полужизни — полусмерти. Память не подсказывала ему никаких воспоминаний. Он жил смутным восприятием настоящей секунды, да и то только в те мгновения, когда к нему возвращалось его неокрепшее сознание.

Так прошло долгое время.

Но вот в его мозгу начали постепенно складываться всё более сложные представления. И очень медленно стали возникать ощущения. Он почувствовал свою голову — одну только голову, а остального тела как будто и не было…

Внезапно слабый звук проник в его уши.

Он сделал усилие, чтобы прислушаться к этому звуку. Но тотчас же опять впал в беспамятство.

Очнувшись, он вспомнил, что звук был. На этот раз он отчётливо понял, что прислушивается, но ничего не услышал.

Если бы он мог рассуждать, то понял бы, что впервые за долгое время память удержала в мозгу какое-то воспоминание, до этого все внешние впечатления или проходили совсем незамеченными, или воспринимались на мгновение и бесследно исчезали. Звук был первым воздействием внешней среды, которое не исчезло и не забылось.

Но он помнил только самый факт звука, а не его характер. Было ли это скрипом двери, человеческим голосом или стуком от падения какого-нибудь предмета, он не знал.

Долгое время никакие другие впечатления не затрагивали его. Но воспоминание о звуке не изгладилось, и каждый раз, приходя в сознание, он вспоминал о нём.

Раз пробудившаяся способность связного мышления медленно, но неуклонно усиливалась. Задержанное памятью воспоминание тревожило мозг, заставляло мысль работать интенсивнее. И настало, наконец, время, когда он попытался вспомнить, какой именно звук он тогда слышал.

Бесплодность этой попытки вызвала слабое чувство раздражения.

Но его мозг как будто только и ждал этого. Сознание сразу сделало резкий скачок.

И так же резко усилилось восприятие ощущений. Он внезапно понял, что у него, кроме головы, есть руки и ноги, что он лежит, и что его глаза закрыты.

Ему захотелось (не сразу, спустя долгое время) открыть их, но он не смог этого сделать. Попытка поднять веки причинила ему боль.

Но и болезненное ощущение немедленно послужило толчком к ещё большему пробуждению его чувств.

Спустя ещё некоторое время он попытался пошевелить рукой, но и это ему не удалось.

Так повторялось много раз.