— Кому не понравились рожи наших портных? — спросил я, порыскав глазами по кинозалу. — Вам? Так вот, в этом эпизоде снялись наши техники и осветители. Скажите им это прямо в лицо. Я потом посмотрю на ваше лицо. Далее актёр Филиппов, занятый на других проектах, ехал из Москвы всю ночь. Он что, для простой тестовой съёмки должен был сплясать гопака? И наконец, пустая претензия к брюкам нашей героини. Вы хотите, чтобы она была одета как Дунька Распердяева? Если вы хотите снять кинокомедию для Дуньки Распердяевой, — обратился я прямо к директору киностудии, — то вы на верном пути. Вы сейчас поменяете режиссёра, потеряете главного героя, Леонида Фёдоровича, и кое-каких актёров комедийного жанра. С чем останетесь?
— Это демагогия! — заорал мне со всех сторон.
— Повторите эти слова через год! — отмахнулся я. — Когда потенциально хорошая кинокомедия провалится в прокате и накроется медным тазом!
— Да, что вы его слушаете, Илья Николаевич, это же Феллини, стажёр! — рявкнул ещё кто-то из мэтров «Ленфильма».
— Стажёр значит, хе-хе, — немного зло улыбнулся директор Киселёв. — Хорошо. В целом в этих кинопробах что-то есть. Работайте дальше, товарищ Быков. Пишите смету, график съёмок. А стажёра вашего я увольняю. Слишком умный. Все свободны, товарищи! Всем спасибо!
Директор «Ленфильма» ещё раз улыбнулся и вышел из просмотрового кинозала, а я потрясённый неожиданной развязкой худсовета беспомощно рухнул в кресло.
Глава 11
Весь следующий пятничный день я из принципа на работу, с которой меня в «прекрасное далёко» несправедливо турнули, не пошёл. А что я там забыл? Трудовую книжку — начхать, заявление по собственному желанию — два раз начхать, пусть сами его сочиняют, хоть в трёх томах. А может быть, я на киностудии забыл сдать завхозу подотчётные халат, тапки и противогаз, на случай химической войны? Так мне их никто и не выдавал.
Вторые сутки подряд на душе скребли коты и кошки, зато я вдоволь валялся в кровати и строил планы на будущее. Ну, например, почему бы мне не сделать карьеру великого кочегара? Научусь бросать в печь уголёк с двух рук, и весь Ленинград будет ездить в мою кочегарку как в театр. Заодно там и на гитаре можно будет попеть. А ещё буквально по соседству пропадала карьера великого дворника. Почему бы не приделать веник к велосипеду и на такой колеснице объезжать весь Петроградский остров? Сразу стану местной знаменитостью.
Как бы сказал Маяковский: «У меня растут года, скоро будет двадцать пять, где работать мне тогда, где до воскресенья пропадать?». Кстати, вспомнив это поэтическое произведение: «Кем быть?», я впервые после худсовета улыбнулся. И мне сразу же захотелось есть. Живот недовольно заурчал, зато в голове наступила полная ясность: «Выперли с „Ленфильма“, поеду на „Таллинфильм“. Попрут оттуда есть ещё Свердловск и Пермь. Широка страна моя родная, а идей в моей голове ещё больше. Срочно надо писать заявку на „Следствие ведут знатоки“. Затраты копеечные, зато выхлоп колоссальный».
— Даешь Павла Знаменского, Сашу Томина и Зину Кибрит на кино и телеэкраны! — выдохнул я, подскочив с кровати.
На подоконнике у меня ещё с четверга прохлаждалась без дела банка тушёнки, полбуханки хлеба, немного гречки и две упаковки длинных макарон, самого высшего сорта. Почему-то эти изделия продавались в таких продолговатых бумажных коробочках и назывались макароны-соломка. Я взял на всякий случай две. И вот этот случай настал.
Правда, к тому моменту, когда я вылез из своей «берлоги», на кухне уже толкались почти все жители нашей коммуналки. Из комнаты напротив чистил картошку декоратор Юрий Иваныч, а из комнаты, которая была по диагонали, варила манную кашу Галина Васильевна из реквизиторского цеха. Кроме них за кухонным столом, что-то читала 11-классница Анюта и носились из кухни в коридор и обратно ещё два «мелких разбойника» из начальной школы. А на подоконнике, лениво дёргая хвостом, следил за процессом приготовления пищи чёрно-белый кот Чарли Василич Чаплин.
— Добрый вечер, соседи, — пробурчал я, набирая в кастрюлю воды.
— Здравствуй, привет, — почти синхронно кивнули дядя Юра и тётя Галя.
— Слышал, что уволили тебя, — немного скрипучим голосом произнёс Юрий Иваныч, — так ты не переживай, у нас в СССР безработных нет.
— Безработных нет, а статья за тунеядство есть, парадокс, — усмехнулся я, поставив кастрюлю на плиту.
— Почему? Всё логично, — возмутилась старшеклассница Анька. — Тех, кто работать не желает, нужно заставлять!
— Во-во, вести среди них воспитательную работу, — захохотал я. — Рассказывать лодырям о том, как космические корабли бороздят большой театр, чтобы они росли над собой.
— Точно, — усмехнулся дядя Юра, — бездельников перевоспитывать бессмысленное дело. Сколько я таких учеников перевидал — море. Придёт такой остолоп на работу, сначала газетку почитает, потом чай попьёт, потом идёт курить на полчаса. Где бы ни работать, только бы не работать.
— А что вы предлагаете? — пустилась в полемику тётя Галя, помешивая манную кашу.
— Как при Сталине? — буркнул он.