Гость из будущего. Том 2

Следующим кадром я пристыковал крупное лицо красавицы Нонны, которая, сидя за столом, смотрела на всё это танцевальное безобразие и загадочно улыбалась. А дальше, отыграв один куплет и припев, барабанщик на ударных выдал барабанную сбивку: «Ту-ту-ту, бац!». И довольный собой и немного уставший, Федя Косой плюхнулся за столик, где его уже поджидал официант, в исполнении Леонида Быкова.

— 144 рубля? — удивлённо вскрикнул Крамаров-Косой, увидев принесённый счёт. — Откуда взялись такие цены, дядя? Что это за цифры такие подозрительные?

— Довожу до вашего сведения, молодой человек, что 144 — это статья УК РСФСР, — усмехнулся Быков.

— Вы обвиняетесь в краже вещей гражданки Никаноровой, — Нонна показала Феде красные корочки, в которые Крамаров буквально упёрся взглядом.

В этот момент в кинозале народ как-то резко перестал улыбаться. Но когда Федя Косой, кинувшись наутёк, выбежал из кадра, а затем через секунду его кто-то силой вернул в согнутом виде обратно, зрители вновь громко захохотали. Ведь лицо Савелия Викторовича мало того что было удивлённым и смешным, в его глазах застыл страх, обида и внезапная растерянность.

— Спокойно, гражданин Косой, здесь кругом наши люди, — произнёс Леонид Быков и кивнул музыкантам головой.

— Гениальный актёр, — кто-то громко пробурчал в зале.

А Эдуард Хиль и его музыкальная группа на сцене запели: «Наша служба и опасна и трудна и на первый взгляд как будто не видна». И хоть музыкальный фрагмент продлился всего один куплет, я отметил про себя, что внимание зрителей вновь пошло на спад. Зато когда на экране появились, сидящие в тюрьме актёры Смирнов и Крамаров, народ вновь захихикал.

— Враньё. Так не бывает, — протянул дядя Лёша Смирнов.

— Какое враньё? Век воли не видать! — возразил Крамаров под оглушительный хохот собравшихся на просмотр моих коллег.

«Всё! Кина не будет. Электричество кончилось», — буркнул я про себя, когда появился финальный титр: «Конец». В зале включили свет. Директор киностудии «Ленфильм», товарищ Киселёв, с вопросительным видом обвёл задние ряды, как бы спрашивая: «ну, как вам эта ерунда, сделанная на коленке за один день?». И тут кто-то с самой галёрки гаркнул:

— Включай по второму разу! Что-то как-то пока не понятно!

— Правильно! — поддержали этого товарища техники, которые рядом со мной ржали весь фильм, и часть слов главных героев элементарно не слышали.

— Слушай, Феллини, это что-то с чем-то, — зашептал, пожимая мне руку, мой армейский дружок Генка. — Признаюсь честно, не ожидал.

— Да, Геннадий, кино — это тебе не мелочь по карманам тырить, — хохотнул я и вышел из просмотрового кинозала в коридор, потому что мне всё стало окончательно ясно: «если простые техники мою работу оценили по высшему разряду, значит, короткометражка без сомнений пойдёт в широкие народные массы».

Вдруг следом из дверей кинозала показался директор «Ленфильма» Илья Николаевич Киселёв. Невысокий, полненький, кучерявый 50-летний мужчина, который пять лет отсидел в «Каргопольлаге», глянул на меня как на «неведому зверушку». «Понимаю, я бы тоже сильно удивился, если бы молодой парень без профильного образования за один день снял такую вещицу», — подумалось мне.

— Что же мне с тобой делать, Феллини? — пролепетал он, почесав свой мощный затылок.

— Если можно — выпишите премию, если нет, то дайте «засраку», то есть заслуженного работника культуры, — коротко и внятно ответил я.

— Нет такого звания, как твой «засрака», — проворчал Илья Николаевич. — В субботу вместе поедем в Москву, покажем твою фильму и будем думать дальше, как нам жить?

— Кому покажем?

— Дуньке Распердяевой! Идиот! — психанул директор. — Все фильмы снятые в СССР сдаются в Госкино. Оформим твою «Такнебывайку» как сюжет из киножурнала «Фитиль». Если картину примут для кинопроката, то будет тебе и премия, и гонорары актёрам. Гоп со смыком — это буду я… тьфу, привязалась гадость, — отмахнулся от меня Илья Николаевич и пошёл на второй этаж в свой собственный кабинет, а в просмотровом кинотеатре, где кино запустили по второму разу, вновь раздался весёлый и дружный гогот.

* * *

Гулянка по поводу моей дебютной короткометражной ленты на четвёртом этаже главного корпуса «Ленфильма» шла уже второй час. В кабинете съёмочной группы кинокомедии «Зайчик» было душно, тесно, накурено, а алкоголь в виде дешёвого вина и портвейна разливался по кружкам с необычайной щедростью, часто переливаясь за ободок. В углу трещал проигрыватель с маленькой пластинкой фирмы «Мелодия», которую дядя Йося Шурухт привёз из Москвы.

«Выпросил, стоя на коленях», — несколько раз похвастался он, показывая обложку, где был коллективный снимок актёров «Зайчика», ибо песни на виниловых дорожках были именно из этой ещё не снятой картины. На одной её стороне заливался Эдуард Хиль, исполняя «Королеву красоты». Далее шла замечательная и красивая песня «Любовь настала» в исполнении Хиля и Нонны Новосядловой. А на обороте красавица Нонна пела уже сольно легкую и беззаботную вещь «День на двоих», и завершала крохотный музыкальный марафон «Любовь настала» в одном инструментальном исполнении.