Гость из Космоса

Но штурман уже сам успел дать эту команду в машинное отделение.

- Право на борт! Теперь право на борт! Быстрее! - в свою очередь командовал он.

Волна подбросила мину. Она поворачивалась… Ее шипы походили на обрубленные щупальца.

- Стоп! Полный вперед! - передвигал рукоятку машинного телеграфа Нетаев. - Лево на борт! - крикнул он капитану.

Мина прошла под самым бортом корабля. Я бросился к боковым реллингам, перегнулся через них и смотрел на страшный шар, мысленно измеряя до него расстояние.

Нетаев, тоже перегнувшись через реллинги, стоял рядом со мной. Он достал платок и стал вытирать мокрый лоб. Мина была уже у кормы.

Капитан, передав штурвал рулевому, подошел к нам. Нетаев вытянулся. Лицо его покрылось румянцем.

- Извините, Борис Ефимович…

- Ладно, - махнул рукой капитан. - Молодец! Где радист? Дать сюда радиста! Боцмана сюда, он у нас лучший верхолаз.

Радист мигом предстал перед капитаном.

- Антенну! Чтоб через четверть часа была антенна!

- Вы же сами запретили, Борис Ефимович!

- Лезь на мачту, закрепляй, как хочешь, но чтоб была антенна. Я сам по вантам полезу.

- Что вы, Борис Ефимович… позвольте мне, - вмешался Нетаев.

Радист, капитан, боцман и еще несколько моряков взялись за восстановление антенны. Капитан сказал:

- Надо сообщить о мине тральщику. Тральщик недалеко от нас шел. Он должен ее найти и уничтожить. Сейчас радио нужно не нам, а всем кораблям, всем, кто в море с проклятой миной может встретиться… И радио должно быть!

Пятидесятилетний капитан с поразительной ловкостью забрался по обледеневшим вантам. Мачта, за которую он уцепился, наклонялась во все стороны. Ее верхушка с прилипшей к ней фигуркой описывала огромную дугу, оказываясь над волнами то с одного, то с другого борта корабля.

Пока Борис Ефимович и помогавший ему радист висели на обледеневших снастях, натягивая антенну, Нетаев по приказу капитана держал корабль в виду мины.

Я забыл о качке, о ветре, о холоде, с тревогой наблюдая за рискованной работой моряков.

Наконец капитан опустился на палубу, радист бросился в радиорубку.

- Давай тральщику пеленг - пусть идет сейчас же к нам, плюет на волну!.. - кричал ему капитан. - Вот теперь надо согреться, - сказал он мне своим обычным приветливым голосом.

Мы сидели в его каюте. Одеревеневшими, синими пальцами капитан набил трубку, закурил и налил себе стакан коньяку.

Он затянулся дымком, потом выпил до дна весь стакан, зажмурился, открыл глаза и тихо, как бы показывая фокус, выпустил клуб дыма…

- Вот это по-полярному… А теперь пойдем к штурвалу, - сказал он и поднялся на мостик, чтобы снова сменить рулевого.

Вызванный по радио тральщик подошел к нам через два часа. Все это время наш корабль делал круги вокруг мины, словно карауля ее Всякий раз, когда, поворачиваясь, корабль становился бортом к волне, я думал, что мы перевернемся. Маятник, отмечавший крен корабля, показывал что-то невероятное. Кунгас сорвало и унесло в море. Катер «Петушок» еще стоял на месте, матросы укрепляли его.

Взлетая на волнах, маленький тральщик приближался к нам. Капитан дал приветственный гудок. Он передавал тральщику найденного опасного зверя.

«Георгий Седов» взял прежний курс на юго-запад. За нашей кормой мы видели тральщик. Он подкрадывался к мине.

Вдруг раздался взрыв. Над темными волнами взвился куст черного дыма.

- Готово! - облегченно сказал Борис Ефимович, перебирая ручки штурвала. - Радист! Иван Гурьянович… ты как? Согрелся? Тогда пошли приветственную телеграмму военным морякам. Спасибо передай от всех полярных капитанов. Ну, а мы, - обратился он ко мне, - пойдем в кают-компанию на последний наш вечер «Северного Декамерона».

Вера в человека

В кают-компании собрались в последний раз. Завтра - Белое море, хлопоты перед окончанием арктического рейса, завтра уже не до рассказов…

Особенно людно было сегодня в кают-компании. Не всем хватило обитых кожей старинных стульев. Кое-кому пришлось подпирать спиной переборки с деревянными панелями.

Много я слышал здесь рассказов о мужестве, силе, храбрости, о находчивости, даже о небывалом страхе, о подвиге, о дружбе и любви, коммунистической совести, о необычных буднях в ледовом краю…

- Ну, как это полагается, напоследок надобно рассказать о чем-нибудь самом большом, что только с человеком случилось… Кто бы нам об этом рассказал? - обратился к присутствующим капитан.

Моряки и полярники жались, никто не решался брать на себя «рассказ о самом большом»…

И вдруг Марина сказала, что хочет рассказать о самом большом потрясении, какое перенесла в жизни.

Я видел ее и раньше, но она никогда ничего не говорила. Маленькая, застенчивая, с порывистыми движениями южанки, с приятными мелкими чертами смуглого лица, темноволосая, но со светлыми глазами, ясными и быстрыми…

И вот теперь Марина решилась. Она решилась и, должно быть, сама испугалась, зарделась вся. Стала говорить, невольно помогая себе руками.