Гость из космоса

А когда мне грустно, я вспоминаю последние слова, которые сказал ей: «Ненавижу тебя».

Ма я этого не рассказывал. Это огорчило бы её, а Ма с Па и так уже достаточно огорчены. На самом деле мы с Тамми говорили, что ненавидим друг друга, гораздо чаще, чем что любим.

И немудрено: мы никогда не говорили, что любим друг друга. Да и зачем? Это было бы словно с самим собой разговаривать.

И всё же мне хотелось бы, чтобы последними словами, которые я ей сказал, были не «Ненавижу тебя».

Четырьмя днями ранее

Глава 8

Был рождественский сочельник, и пустоши укрыло снегом. Думаю, все надеялись, что пройдёт сильный снегопад и нашу деревню завалит так, что она станет похожа на рождественскую открытку, но этого не произошло, да и, если честно, наша деревня всё равно не из тех, что изображают на открытках.

Килдер довольно пёстрая деревенька, старые дома здесь соседствуют с новыми, и у нас нет типичной «деревенской улочки» – знаете, булочная, мясная лавка и кондитерская, как обычно бывает в рассказах. Благодаря лесу, озеру и обсерватории летом тут толпы туристов, но зимой всё в основном закрыто – кафе там, лабиринт из живой изгороди и Пункт Проката Психа Мика, который сдаёт в аренду велосипеды. Тамми взяла моду называть деревню Скучновиллем. Как-то она сказала: «Мне здесь не место. Я человек городской», будто сонный Тайнмут – где мы жили раньше – это прямо Нью-Йорк какой-то.

Хотя ещё есть паб, им заправляют мои мама с папой. «Звездочёт» стоит в стороне от главной дороги, к нему ведёт короткий проезд с вывеской в конце, тут есть огромная рождественская ёлка у входа, и цветные гирлянды на окнах, и куча свечей внутри, потому что Ма наполовину датчанка, а они без ума от свечей.

Я могу вспомнить практически каждую деталь того вечера, хотя предпочёл бы забыть. Я пересказывал всё это полицейским, Ма, Па, Ба, репортёрам, а чаще всего – самому себе: мысленно, снова, и снова, и снова.

Ну так вот, «ещё разок, с самого начала», как говорит мисс Суонн, наша учительница музыки.

Был вечер, пять минут седьмого. Ма ушла в паб, там собирались петь рождественские песни. Па хотел нарядиться, и мы с Тамми должны были присоединиться к нему, а перед этим обойти местных стариков – Шейлу-Шотландку, Томми Натрасса и сестёр Белл – и разнести им рождественские подарки от Ма и Па – по бутылке водки с ярлыками «Счастливого Рождества! От Адама и Мел из „Звездочёта“».

Моей задачей было завернуть эти подарки.

Тамми спустилась с верхнего этажа с продолговатыми коробками, обёрнутыми в красную бумагу и перевязанными ленточками, в хозяйственной сумке. Тогда-то мы и поругались. Всё началось с того, что Тамми вытащила один из подарков и с сарказмом сказала:

– Отличная работа!

– Я сделал всё, что мог, – ответил я.

Бумага измялась, отовсюду торчал скотч, а ленты были завязаны кое-как. Когда Тамми подняла свёрток, один из ярлыков отвалился. Заворачивать подарки нелегко.

– «Я сделал всё что мог, Тамми», – передразнила она детским голоском. – Ты вечно так говоришь! Но это всегда враньё, не так ли? Ты делаешь так, чтобы казалось, будто ты сделал всё, что мог. Ты делаешь так, чтобы люди думали, будто это всё, что ты можешь. Ты делаешь ровно столько, чтобы когда ты скажешь «Но я сделал всё, что мог», люди поверили бы тебе и сказали: «Ой, бедненький Итан – он сделал всё, что мог». Но знаешь что, Итан? Я знаю, что ты действительно можешь. Мы с тобой близнецы, помнишь? Я другая половина тебя. Кому, как не мне, знать? И ты сделал не всё, что мог – далеко не всё, так что не ври. – В доказательство она помахала одним из как попало упакованных подарков, и от него отлетел ещё один ярлычок.

– Где твой костюм? – спросил я, чтобы сменить тему. Мы договорились тем вечером переодеться в рождественских эльфов. Должно было быть весело.

Тамми закатила глаза и цокнула языком.

– Ты как дитя малое, Итан. – Когда она это сказала, я посмотрел на свой костюм с прошлогоднего школьного карнавала: полосатое трико, зелёная куртка с ремнём и остроконечная шляпа, которую я держал в руках. Ненавижу, когда Тамми говорит что-то в этом духе: будто то, что она на десять минут меня старше, даёт ей какое-то возрастное преимущество.

– Но ты же согласилась! – сказал я, пытаясь (безуспешно), чтобы голос не звучал плаксиво.

Тамми была в своей обычной одежде: джинсы, кроссовки, плотная флисовая кофта. Она не очень следит за модой, наша Там. Она натягивала свою новую красную дутую куртку, которую ей загодя подарила на Рождество живущая с нами Ба.

– Ну так я могу и отказаться. Вот. Я отказываюсь наряжаться и скакать по Скучновиллю как какая-нибудь шестилетка. А ты – давай. Выглядишь шикарно.

– Нет уж, один я так не пойду. Тогда я переоденусь, – прорычал я и затопал вверх по ступенькам.

– Увидимся у Шейлы-Шотландки. Я ухожу.

– Что, и меня не подождёшь?

– Нет. Мы уже и так опаздываем. Пока. – Она открыла входную дверь и вышла на улицу, и вот тогда-то я и крикнул:

– Ненавижу тебя!