- Твою мать! – заорала Катя вслед удирающей тварюге, которой чудом удалось вовремя избежать ещё и пинка. – Чуть не убилась из-за тебя нахрен! Я тебе, бля, когда-нибудь полет из окна обеспечу, рыжая сволочь! – злобно пообещала она. В ответ не донеслось ни звука, видимо Ася уже надежно схоронилась где-нибудь под диваном. Вот и пусть сидит там, хоть на глаза попадаться не будет.
И именно гадкая кошка стала первой причиной сегодняшнего отвратительного настроения Кати, потому что, вышедшая-таки из ванной в коридор и на миг замечтавшаяся девушка уже через секунду чуть не убилась повторно, на этот раз поскользнувшись на луже, традиционно сделанной Асей под входной дверью.
- Четвертую, тварь!!! – взвыла она, хватаясь за локоть, которым больно ударилась об угол тумбы с обувью. – Только вылезешь! – но это потом, а сейчас пришлось, хочешь – не хочешь, убираться за этой скотиной.
Второй причиной стал пустой желудок, с которым Кате пришлось переться сегодня в университет. Так как маман дома не было, а готовить ничего не хотелось (да и не из чего), остаток утра Катя пыталась позавтракать единственной съестной вещью, что завалялась на кухне – булкой с изюмом. Однако уже на втором кусании почувствовав на языке подозрительный привкус плесени, она подавилась и пересмотрела своё решение. Пришлось довольствоваться кофе, который шатенка с усердием приготовила в микроволновке. Это было Катино любимое блюдо в её личной коллекции золотых рецептов. Любимое и пока что единственное.
Но самым неприятным сюрпризом сегодняшнего утра стал ещё больше усилившийся насморк и начинавшее зудеть горло. Поэтому в университет Катя ехала, несмотря на почти середину мая, обмотав шею платком по самый нос.
Последней же каплей, переполнившей её терпение, стала мамаша, успокаивающая своего придурковатого пятилетнего ребенка, который вопил во все горло, пока Катя ждала на остановке свой автобус. Она всегда считала, что дети – это зло, причем особо тупоголовое зло, которому не важна причина, по которой можно действовать окружающим на нервы. И от этого оно становилось еще более ужасным. Вечно орущее, безмозглое, гадящее под себя, хотящее жрать Зло.
Катя хотела было уже уйти в противоположный конец остановки, чтобы не травмировать свой мозг, но тут внезапно услыхала фразу мамаши, адресованную своему психически неуравновешенному чаду: “Тихо, смотри – вон тётя с синим платком тихо стоит и не плачет”.
Катя так и застыла, таращась перед собой. Как эта курица её назвала?! ТЁТЕЙ?! Кто ТЁТЯ?!! Это она что ли тётя?! Она что, похожа на пятидесятилетнюю толстуху с сеткой, наполненной продуктами, в руках?! Да ей всего-то девятнадцать пару дней назад исполнилось!!! Надо же было затронуть больную тему! Она и так ужасно переживала из-за своего выхода из детского возраста. Это было так печально. Осознавать, что вот-вот минут годы университетской жизни и горбатиться ей на работе за гроши до конца дней своих, стирать панталоны мужа, готовить ему жратву, ругаться с ним, убираться в долбанной квартире и ещё и нянчить сопливых детей. При мыслях об этом, Катя чувствовала себя по-настоящему глубоко несчастной. Она твердо решила для себя, что ничто и никто не заставит её попрощаться со своей веселой холостяцкой жизнью раньше хотя бы двадцати восьми.
Катя злобно фыркнула, отбрасывая челку с глаз, и повернулась к мамаше с ребенком. Но тех на месте уже не оказалось. Пока она пребывала в состоянии шока, те уже успели подойти к подъехавшему нужному им автобусу. Девушка проводила их злобным взглядом.
Таким образом, к тому времени, как она добралась до биологического факультета БГУ, на котором имела несчастье учиться, ей просто до дрожи в коленях хотелось кого-нибудь придушить. Кого угодно, кто хотя бы просто не так на неё посмотрит. Но как назло, именно в такие моменты, все окружающие тебя люди ведут себя очень тихо и мирно, словно чуют что-то неладное. Даже гардеробщицы, принимавшие у Кати куртку, сегодня были просто невероятно милы и добродушны. Все были сегодня просто няшками. И никоим образом не пытались достать Катю.
За исключением одного человека.
Маруся... Одногруппница, с которой Катя сдуру подружилась с первых дней их совместной учебы. На самом деле, правда, её звали Мариной, но Катю это особо не волновало. Точнее, её это не волновало вообще. И хотя та поначалу и не была против нового прозвища, то теперь она, казалось, возненавидела его и просила подругу называть её настоящим именем. Но разве Катю это могло остановить? Она звала её как угодно: Маруся (чаще всего), Манюня, Марусенция, Маня, Пищаловка (из-за дурацкого тоненького детского голосочка, который раздражал всех окружающих), Монстр/Чудовище (из-за приставучести), но Марина – никогда. Почему? Просто назло. Да, Катя всегда была очень добрым и понимающим человеком.