Гость внутри

– Валя, – оборвал я скулеж. – После того как я вырубился, еще стреляли?

– Стреляли, – подтвердил он. – Стреляли, как раз перед закатом. Как взбесились, сволочи…

– Понятно. – Я поднялся. – Вставай. Уходить надо.

– Да куда ж уходить? Темень…

– Вставай!

Я вытащил компас, светящаяся стрелка упруго качнулась, находя север.

– Вот так и пойдем.

– А нельзя как-нибудь?..

– Нельзя.

Мне очень хотелось его задушить.

Идти по ночной пустыне глупо. Почти самоубийство. Правда, оставаться на месте было бы еще большей глупостью. Черномазые, те, которые «другие», которые отличаются от условно «своих» только по каким-то уникальным идеологическим идентификаторам, обязательно пошлют призовую команду за трупами. На джипах с прожекторами. Почти наверняка не станут ждать утра. Они в этих песках родились.

Куда ни кинь, всюду клин.

Программист сопел сзади. Ему было тяжело. Ему было холодно. Песок натирал ему ноги. Но он шел. И молчал.

Потому что иначе я бы его убил.

– А помнишь, когда мы были еще в учебке, ты назвал меня «лопухом», а я тебе за это в сапоги гвоздей насыпал? – спросил Ваня, шагая рядом.

– Так это был ты? – удивился я, стараясь не сводить глаз с компасной стрелки. Только на север, на север…

– А кто ж… Как ты прыгал! Круче ты только матерился. – Ваня усмехнулся.

Я не выдержал и посмотрел на него: когда Ваня улыбается, на его щеках образуются ямочки. Девчонки от него млели. Что черные, что белые, что желтые.

Ямочки остались… Только сверху по ним сползала черная струйка крови. Из развороченного пулей лба. Я быстро отвернулся.

На север, на север.

– А еще, помнишь, там, под Березней, где мы прыгали на позиции этого, как там?.. Условного противника. Нас пилот, зараза, в болота закинул. Ошибся, говорит, извините, ребята. Я еще схлопотал за нецензурщину. Всю группу тогда накрыли из-за меня. Помнишь?

Я сцепил зубы. На север.

Ваня, он всегда такой. Любит поговорить.

А сзади сопит программист. Тяжело ему.

– Впрочем, хорошо, что накрыли. Потому как это уже был не захват, а спасение утопающих. Ты еще отдал приказ стрелять, а потом плюнул и в эфир выдал: «Вытаскивайте, ребята, по уши в говне». Помнишь?

– А у нас в части ворота сперли, – вклинился в разговор Виталик. – Большие такие, со звездой. Железные. Кому они понадобились, черт его знает, но сперли. Причем кругом тайга, деревья небеса подпирают. Граница на замке, как полагается, а ворота уперли. Всех нарушителей медведи да местные узкоглазые, то ли китайцы, то ли чукчи, хрен разберет. Поначалу чуть дело не завели… А знаете, как выкрутились?

Я слышал эту историю не один и не два раза. Виталик рассказывал ее всегда, всем и повсюду. Где-то я слышал эту же байку от совершенно других людей. Менялось место действия, люди. Зато Виталик знал все и обо всех. И обо всем.

– Знаете, как выкрутились?

– Знаю… – Я скрипнул зубами. Не надо было смотреть вперед. В спину, в изрешеченную пулями гимнастерку, пропитавшуюся кровью. Не надо было. Но я посмотрел. Виталик…

Стрелка упруго качалась. На север, на север.

– Я твой должник, Дима. Хорошо, что ты меня остановил. А то я бы нашего фотографа шлепнул. Труба тогда. – Аркаша шлепнул меня по плечу. Брызнуло что-то мне в лицо. Теплое.

– А что это за история? – спросил Иван. – Я не слышал.

– Да так. – Аркадий словно засмущался. Вообще парень был тихий. Спокойный. Хотя я знал его с другой стороны, поэтому его флегматичность мне больше напоминала спокойствие мины. Никого не трогает, пока не наступишь. – Было дело.

– Колись…

– Глупость вообще-то. Мы с фотографом нашим в увольнительной были. Ну, сами понимаете… Пиво, водка и тому подобное. Вырвались вроде как. Как уж там получилось, что мы опоздали, я и не помню сейчас. и вот что обидно. Водку вместе жрали. А фотограф наш давай меня валить. И капитан наш, мол, что же это вы, товарищ, нехорошо, мол. А гнида эта сидит рядом и скалится. Меленькими, как сейчас помню, зубками. И, гад, подмигивает мне, мол, признавайся.

– А ты?

– А я… А я табуретку в него кинул и в коридор. К «пирамиде».

– Ого.

– То-то и оно, что «ого». Мне б за это «ого» такое было… Если б не дядя Дима.

– А чего ты сделал, дядь Дим?

На зубах скрипит песок. Стрелка упруго качается, на север. На север!

Я только одного хочу. Бежать отсюда. Бежать… От простреленных гимнастерок. От разбитых голов, когда-то родных, своих, а теперь мертвых, теперь чужих. Бежать. Сейчас на север.

Я вдруг понял, что мне уже совсем не хочется убивать Вальку, который тихонечко поскуливает за спиной. Сейчас только он, Валька, не приспособленный ни к чему программист, фуфло гражданское, для меня якорек с жизнью. Потому что остальное все смерть. Даже я. Даже я, топающая на двух ногах смерть. Ничего кроме. Мне не больно, мне уже и не темно. Мне помогают идти мои мертвые. Мои Иван, Аркаша и Виталик. Я прошел с ними ад, а в рай так и не попал. Бреду теперь через чистилище. Через которое без их помощи и пройти нельзя. А значит, опять они мучаются из-за меня.

– Что вы, дядя Дима? Что?