Однако нашёлся свидетель преступления – внучка гончара, девочка лет семи по земным меркам. Она поведала печальную историю горшечника, то есть, как именно он завершил жизненный путь. Малышка несла дедушке узелок с обедом и наблюдала издалека развитие скандала. Разумеется, девочка не слышала приказа Агаты, зато точно описала действия Корнела. Предводитель воинов поскакал в поместье Прокруса, но там сообщили о том, что сын советника уехал в город, а дочка осталась с отцом. На требование рассказать правду, девица разрыдалась и заявила, что испугалась разъярённого Корнела, поэтому ранее лжесвидетельствовала, чтобы остаться в живых. Павел понимал, что она играет роль напуганной жертвы, но без доказательств не стал её обвинять. Больше всего в этой истории поразила циничная фраза Прокруса, который, отведя предводителя воинов в сторону, тихо сказал:
– Ну что такого произошло? Подумаешь, зарезали старика. Ему давно пора на погребальный костёр. Подумай вот о чём, ни сегодня, завтра Кирин станет реальным правителем полиса. Что ждёт тебя, если ты обвинишь его сына в убийстве какого-то безродного? Их тысячи, а благородный Корнел – внук царя прежней династии. Не раздувай пламя пожара, а то можешь сгореть в огне. Давай я оплачу похороны семье погибшего. Думаю, пары мин будет достаточно для смердов, а тебе и твоим людям шесть мин. Как считаешь, это справедливо?
– За молчание надо бы добавить, – проворчал предводитель воинов.
– Удваиваю, но с условием, что ты не оставишь свидетелей, – указывая взглядом на четверых путников, сказал Прокрус.
– Согласен, но серебро вперёд!
– Не здесь, а где-нибудь на дороге. Пусть будет нападение разбойников, – приказал Прокрус. – Не хочу пачкать кровью дорожки перед домом.
Павел тяжело вздохнул, ведь, несмотря на то, что в порту, защищаясь, убивал врагов, ему никак не удавалось научиться резать людей, как это делал Игорь. Именно сейчас бывший коллега оказался бы весьма кстати. К сожалению, Павел до сих пор не знал, жив ли третий землянин, поэтому предупредил Дассара и Сергея, что скоро их будут убивать. Ортис хмыкнул и презрительно сплюнул, а после добавил, что двенадцать мин серебром им совсем не помешают – дорога до пещеры великана достаточно длинная, так что будет, чем расплачиваться за ночлег и пищу.
Однако предводитель воинов смог удивить – стоило им выйти на дорогу, как он подъехал к Дассару и, сойдя с коня, ударил себя кулаком в грудь и сказал:
– Царевич, мы чтим память вашего отца, великого полководца-завоевателя Фессира и клянёмся верно служить вам. Когда вы начнёте собирать армию, чтобы скинуть с трона трусливого Альвиста, мы пойдём за вами!
– А зачем тогда взял серебро у Прокруса? – поинтересовался Ортис.
– Он проявил щедрость, компенсировав ущерб, нанесённый его гостем семье почтенного горшечника. Эти деньги я передам родным погибшего, – ответил воин. – От Прокуса не убудет, а мы организуем старику пышные похороны.
Дассар не стал ждать, когда состоится прощальная церемония и предложил продолжить путь в горы. С ним согласились все кроме Павла, но подчиняясь мнению большинства, он кивнул и пошёл по дороге, вслед за спутниками. У него на душе скреблись кошки, а разум терзали смутные сомнения – если бы он убил Корнела, старый гончар остался бы в живых, и продолжил бы творить произведения искусства! А всему виной мягкотелость и малодушие землянина. Мелькнула мысль, а так ли неправ Игорь, не оставляющий врагов за спиной? Может, стоит жить по новым правилам? Ведь Ортис тоже хотел добить сына советника, но в этот раз вмешался Дассар. Наверное, судьба старого мастера заключалась в том, чтобы научить Павла действовать более решительно, забывая про милосердие и сострадание. Это вовсе не значило, что надо резать всех подряд, но если голос рассудка твердил, что нужно бить, не стоило слушать нытьё совести, которую взращивало воспитание современного общества Земли. Здесь нет понятия толерантности, а люди изначально не равны и поделены на классы. Знатный богач никогда не женится на дочери бедняка и уж тем более на рабыне – его просто не поймут в обществе. А плебея не примут в среде аристократов.
«Всё! Решено! Стану безжалостным и беспощадным! Забуду все христианские заповеди и начну жить не по совести, а как захочу! – подумал Павел и, тяжело вздохнув, добавил: – Знать бы только, как это сделать! Я же флегматик и почти не злюсь, а здесь сплошные холерики, которые чуть что, хватаются за меч. М-да, тяжко мне будет, но надо справиться! От этого зависит выживание».