Гости из космоса (сборник)

Но в джунглях щелкали не только одиночные выстрелы затаившихся охотников, не только трещали автоматы преследователей, не только бухали, разворачивая сцепившиеся корни, заградительные мины, поражая осколками вертлявых обезьян, которые так же кричали и стонали, корчась в предсмертных муках, как и раненые люди… Сквозь непроглядную гущу листвы, лиан, орхидей и стволов со свисающим мхом почти беззвучно, с неуловимым нежным пением летели стрелы…

Я рассматривал их в колчанах простодушных черных бойцов, которым не хватило винтовок. Мне показалось, что наконечники стрел чем-то вымазаны. Я посмеялся, заметив, что не хотел бы оцарапаться о них.

И я пошутил в очередной корреспонденции, что против танков и бомбардировщиков, защищающих права обворованных владельцев рудников и копей, применяется «отравленное оружие». Увлекшись, я даже вспомнил о Женевских соглашениях, запрещающих применение отравляющих средств. А ведь там не сказано, что отравляющими могут быть только газы. Могут быть и… стрелы?

Газеты босса напечатали мою корреспонденцию с самыми серьезными комментариями. Босс сказал, что это моя лучшая находка. Во всем мире поднялся невообразимый шум.

Командование войск, которым симпатизировали газеты босса, предъявило противнику ультиматум. На следующую стрелу, нарушающую международные соглашения, ответом будет ядерная бомба.

Совет Безопасности не мог прийти к единогласному решению. Мое имя упоминалось в ООН.

А я не выходил из бара. Я жил в загородном отеле, указанном мне боссом. Кроме меня, там обитали офицеры, «коммунистические советники», нейтральные наблюдатели и мои коллеги, репортеры. Они завидовали моей славе, а меня снедала тоска. Я пил, сосал, хлестал виски, джин, ром, пунш, коктейли, привык даже к проклятому африканскому зелью, забыв, что его приготовляют беззубые старухи, сплевывая в кувшин пьянящую слюну. Бармен снова и снова наливал мне двойные порции. А здоровенный черномазый швейцар, милейший парень, эбеновый Геракл, осторожно втаскивал меня в лифт, а из лифта в мою комнату, где включал все четыре вентилятора на стенах и пропеллер под потолком, которые поднимали в моем номере жаркий смерч.

Я умирал от жары, жажды и тоски. Я не хотел больше идти в джунгли, я не хотел больше видеть дикарских стрел и писать о них!..

Жаркий ветер, рожденный бессмысленно вращающимися лопастями, мутил мне ум. Я лежал поперек бессмысленно широкой кровати и изощрялся в отборных и бессмысленных ругательствах, удививших бы даже Эллен…

Явился мой черномазый приятель, доставлявший меня из бара, и сказал, что меня требуют вниз к телефону.

О, милые нью-йоркские доктора! Вам бы следовало понять, что протрезвляюще действует на таких клиентов, как я!..

В трубке звучал скрипучий, чужой и чем-то знакомый голос:

— Хэлло, Рой Бредли?

— Какого черта? — мрачно отозвался я.

— А вот такого черта! Вы ничего не знаете?

— Ничего.

— Угодно вам получить записку?

— Что?! — воскликнул я, мигом протрезвев. Я прижался щекой к раскаленному от жары аппарату.

— Если можете взгромоздиться на джип, — продолжал он, — я буду ждать вас в три часа ноль восемь минут пополудни. Национальный банк, напротив парка, на углу набережной. Там стена без окон. Не люблю окна.

— О'кэй! — сказал я. — Я думал, что вы сволочь.

— Ну, а я продолжаю так думать о вас. Три ноль восемь.

— О'кэй, мы еще выпьем с вами. Вы все еще носите темные очки?

— У меня глаза разного цвета. И солнце здесь яркое. Постарайтесь не напиться.

Боже! Какая сказочная страна! Все вспорхнуло вокруг, переливаясь оперением райских птиц. Их щебетанье врывалось, как первозданная музыка природы. Я уже понимал зовущие ритмы местных танцев, я готов был кружиться в экстазе, исступленно прыгать под звуки барабана, самозабвенно вертеть туловищем. Я уже понимал простодушно открытые сердца детей джунглей, с которыми словно заключил освещенный любовью союз. Я налетел на своего эбенового Геракла и расцеловал его. Он подумал, что теперь уж я действительно пьян, и поволок меня в номер. Но я был трезв, как папа римский, и счастлив, как нищий, нашедший бумажник. И я подарил негру свой бумажник со всем содержимым. Но он, каналья, оказывается, засунул мне его обратно в карман.

Я шел по вестибюлю и улыбался всем. Даже «коммунистические советники» показались мне милыми…

Потом я мчался, сидя за рулем джипа с опознавательными знаками нейтральной державы.

Дорога сверкала, она казалась расплавленной, в ней отражалось солнце, протягивая по асфальту золотистую дорожку, как луна на воде. Такие дорожки, по поверью, ведут к счастью. Я мчался за своим счастьем.

Вдруг руль потянуло вправо. Я нажал на тормоза.

Над ухом раздался свист. Это была стрела…

Пришлось остановиться. Спустили сразу обе шины. Я проехал ярдов двести, чтобы быть подальше от стрел, и порядочно «изжевал» резину.

Я посмотрел на часы. Время неумолимо!