Видя бедственное положение союзника, Россия послала в Ливию три эскадрильи модернизированных «Похухолей», вооруженных крылатыми ракетами «воздух — земля» последнего поколения. И несколько лагерей повстанцев было уничтожено, благодаря чему немцы сначала восстановили статус-кво, а потом даже смогли организовать два новых форта. Англичане же, посмотрев на применение этих ракет, сделали вывод, что объяснить их эволюции в воздухе телеуправлением невозможно. А наличие там пилота не объясняет точность ночных ударов, да и размеры этих ракет отметают всякую мысль о том, что там может поместиться человек. И, значит, в числе прочих отрабатывалась кошачья теория. Кроме того, в ближайшее время противник получит новую порцию пищи для размышлений. Один сбежавший в Уругвай московский анархист скоро выпустит свою разоблачительную книгу «Голова профессора Доуэльского», которую по мотивам соответствующего романа Беляева накорябал коллектив георгиевских авторов под присмотром Фишмана.
— Ладно, — сказал я, вставая, — придумаем что-нибудь специально для Сетона-Томпсона. Спокойной ночи, мне пора к себе.
Однако придумывать почти ничего не пришлось. Стоило мне зайти в свое жилое крыло, как я был встречен супругой.
— Научил Настю в шахматы играть? — озадачила меня вопросом Мари. Причем по ней можно было заметить, что случилось нечто экстраординарное. — Но ведь со мной ей неинтересно, с Алешей тоже — выигрывает. А сам с ней почти не играешь! Так она сегодня вечером села с Рексом. Он у нее выиграл, представляешь себе?!
— Ну подумаешь, выиграл, не такой уж у нас дочь великий гроссмейстер.
Но тут, хоть и с некоторым опозданием, я врубился.
— Как с Рексом — в шахматы? С этим котом?!
— У нас что, в Гатчине есть еще какой-то Рекс? — вполне резонно осведомилась Мари. — Именно с ним!
— Да как же он фигуры переставлял?
— Настя им шарфики из войлока сделала.
— Может, он просто двигал фигуры наобум, а ты это приняла за игру?
Мари задумалась. Сама она знала, как ходят, и не более того.
— Вроде он ходил правильно, — неуверенно сказала она.
— Где это было?
— В гостиной.
— На столике у окна? Тогда должна была получиться хорошая запись, я, пожалуй, прямо сейчас схожу. Ты со мной?
— Зачем, когда я это всего два часа назад видела своими глазами! Говорила ведь, что Рекс умнее половины здешнего народа! А ты не верил, так сходи и посмотри.
Когда я пришел в аппаратную и попросил прокрутить двухчасовой давности запись из гостиной, дежурный техник улыбнулся:
— Хотите посмотреть, как дочка играет? Сегодня она что-то была не в ударе. А вот Рекс — молодец! Королевский гамбит он провел просто отлично, приятно было посмотреть.
Чувствуя, что у меня потихоньку трогается крыша, я уставился на экран. Сомнения в том, что Рекс двигал фигуры осознанно, исчезли сразу. Он именно играл, и причем весьма неплохо, примерно как Настя. А вот она сегодня играла заметно хуже своего обычного уровня. Мат на двадцать четвертом ходу, это же надо! Хотя стоп…
Я попросил прокрутить этот кусок еще раз. Теперь я анализировал только игру, отвлекшись от состава игроков. Белые с войлочными шарфиками развивали партию ну точно как Настя! У нее уже появился свой стиль, который вполне можно было узнать. А вот черные вели себя просто никак.
Просмотрев запись в третий раз, я наконец понял, в чем тут дело, и облегченно вздохнул. Весь смысл игры для Рекса заключался в том, чтобы понять — какую фигуру и куда надо переставить, чтобы это совпало с Настиными желаниями. То есть это были не шахматы, а Настин спектакль, где она вела и черных, и белых. А для Рекса — угадайка. Но все равно, силен хвостатый! Да и Настя тоже, вон чего придумала. И, значит, вопрос, что именно показать Сетон-Томпсону, прояснился сам собой.
Глава 12
Обычно мой рабочий день начинался со встречи с дежурными секретарем и референтом. Каждый представлял мне обзор событий за прошедшие сутки, уже расфасованный по папкам «Нехорошо», «Катастрофично» и «Все остальное». Секретарь отвечал за открытые источники, в основном прессу и народный контроль, а референт — за не совсем открытые. Вовсе уж секретные доклады я получал напрямую, как правило, от Танечки или Алафузова. Такой порядок сложился сам собой, исторически, потому как первое время, только став канцлером, я обычно начинал день с вопроса своей команде: «Ну-ка, чего у нас тут случилось непоправимого и какую из этого можно извлечь пользу?» Ибо извлечь ее из благоприятного события сможет любой дурак. Правда, он скорее всего извлечет не всю возможную пользу, но это уже другой вопрос.
Сегодня у обоих молодых людей, ждавших моего появления в приемной, в руках было по две папки — «нехорошая» желтая и «остальная» зеленая, то есть катастрофических событий за прошедшие сутки не усмотрел ни секретариат, ни отдел референтов, иначе присутствовали бы и красные папки.