— Открыток, может, и не писала, а все-таки вчера вечером ты думала, что Адриан был бы в твоих делах куда лучшим советчиком, чем я… И с удовольствием вспоминала свои прогулки с ним по Сен-Ромэнской ярмарке… и некоторые жесты, которые в отношении молодой девушки по меньшей мере неуместны!
Жена, ошеломленная, мгновение смотрела на меня с таким ужасом и ненавистью, что я устыдился и вместе с тем опьянел от ощущения своей власти.
— Я?.. — пролепетала она. — Вчера вечером?..
— Да, вчера вечером, когда читала… или притворялась, что читаешь… Можешь ты мне дать честное слово, что не думала в это время о своих прогулках с Адрианом, и о ярмарочной карусели, и о каком-то синем диване?.. Ты даже говорила себе, что Адриан и нежный, и ласковый, а вот я — резкий и неуклюжий… Не отпирайся, Сюзанна, у тебя все на лице написано…
И в самом деле, видно было, что она поражена и растеряна. Дрожащим, испуганным голосом она спросила:
— Но откуда ты знаешь, Дени? Разве я думала вслух?
Быть может, мне следовало согласиться с этим не слишком правдоподобным объяснением, но я уже не в силах был хитрить и осторожничать. Я выложил все начистоту: как ошарашил меня Хикки, открыв мне мои же мысли, рассказал про коварный самопишущий «пистолет», который я вчера наставил на Сюзанну, и про говорящую машину молодого Дарнли, и какой пыткой было для меня, в темном подвале, едва освещенном красной лампочкой, слушать однообразное бормотание — голос ее мыслей. Сюзанна слушала молча — сначала с недоверием, потом взволнованно, а потом пришла в ярость и эту ярость обрушила на меня, едва я кончил свой рассказ.
— Какой позор! Это просто подло!
— Но, Сюзанна…
— Подло и низко! Давно ли ты мне читал целую лекцию о том, что такое джентльмен? Ну а сам ты кто? Может, вчера вечером ты поступил честно? Мало того, что ты крадешь мои мысли, жалкие остатки свободы, — в этой несчастной Америке мне только и оставалось, что помечтать, а ты даже это у меня отнял… нет, тебе все мало, ты еще выдаешь мои секреты совершенно чужим людям, иностранцам, — пускай потешаются!
— Что за вздор, Сюзанна! Дарнли не понимает по-французски, а Хикки при этом не было…
— Почему ты знаешь, может, он где-нибудь спрятался?
— Послушай, Сюзанна, Хикки — порядочный человек, джентльмен…
— Нет уж, уволь… Не желаю я слышать это дурацкое слово! А где пленка? Ты ее принес?
— Пленка?.. О, черт возьми!
Тут только я вспомнил, что оставил пленку на столе в лаборатории, рядом с психографом. Чувствуя, что виноват, я перешел в наступление:
— Ну, знаешь, Сюзанна, это просто бессовестно! Может быть, и не очень похвальным способом, но, уж во всяком случае, очень точным и совершенно безошибочным я обнаруживаю факты, которые ты от меня скрывала, хотя не имела на это никакого права, и ты же делаешь мне сцену! Это уж слишком!
— Но мне нечего скрывать! Что в этом предосудительного, если…
— …если ты вспоминаешь ласки Адриана Леке? — сухо докончил я.
Сюзанна громко рассмеялась.
— Ну до чего мужчины глупы! Я кокетничала с Адрианом, когда мне было лет пятнадцать, от силы шестнадцать. Прошло четырнадцать лет, у меня уже двое детей, у него трое. Я о нем и думать забыла и, право, не понимаю, что за преступление…
— Как же ты уверяешь, что и думать о нем забыла, когда я тебе доказал совсем обратное?
— Ничего ты не доказал! Меня не интересуют твои фантастические опыты, говорят тебе, я ни-ко-гда не думаю об Адриане… Просто вчера вечером у меня мелькнула мысль, потому что насчет продажи земли он и правда мог бы дать дельный совет… И опять тебе говорю, тут нет ничего плохого…
— Ничего плохого не было бы, думай ты просто о том, чтоб с ним посоветоваться… Но тут была не одна нужда в практических советах, а еще и воспоминания о весьма странной близости.
— Странной? — повторила Сюзанна. — А что тут странного? Мы с Адрианом двоюродные… он был единственный, с кем мама меня отпускала из дому… Он немножко ухаживал за мной, так ведь все молодые люди ухаживают за всеми девушками на свете… Ну и что?.. А ты сам, Дени, разве ты был святой? Вспомни-ка свою молодость. Можешь ты дать слово, что у тебя нет таких же воспоминаний? Может, ты не ухаживал за девушками, с которыми потом никогда не встречался и вовсе не хотел встречаться?
— Ну, может быть, но…
Я осекся. Сюзанна добилась тактического превосходства: теперь уже не она, а я вынужден обороняться. Мы стали разговаривать спокойнее, и странным образом (так бывает во многих домах, иные супруги даже полагают, что подобные грозы способствуют семейному счастью, ибо разряжают атмосферу) после ссоры ощутили прилив нежности друг к другу.