Гости страны Фантазии (Сборник НФ)

— Стало быть, завтра, — как ни в чем не бывало ответил мистер Маршалл. — Приходи к четырем часам.

За ночь ртуть в градуснике опустилась еще ниже, а перед рассветом вдруг хлынул по-летнему быстрый ливень, и назавтра обледеневший город так и сверкал в солнечных лучах, напоминая северный пейзаж с открытки: на деревьях поблескивали белые сосульки, мороз разрисовал все окна цветами. Мистер Джадкинс поднялся спозаранку и неизвестно зачем топал по улицам и звонил в колокольчик, то и дело прикладываясь к бутылке виски, засунутой в задний карман брюк. День был безветренный, и дым из труб лениво полз наверх, прямо в тихое замерзшее небо. Часам к десяти хор в пресвитерианской церкви уже гремел вовсю и городские ребятишки, напялив страшные маски, совсем как в День всех святых,[8] с диким шумом гонялись друг за дружкой вокруг площади.

Около полудня в аптеку заскочил Хаммураби — помочь нам подготовиться к торжественному моменту. Он принес увесистый кулек с мандаринами, и мы умяли их все до одного, бросая кожуру в новенькую пузатую печурку, которую мистер Маршалл сам себе преподнес на рождество. Затем мой дядюшка снял со стойки бутыль, старательно обтер ее и водворил на стол, передвинутый на середину помещения. Этим его помощь и ограничилась; потом он развалился в кресле и, чтобы как-то убить время, стал завязывать липкую зеленую ленту на горлышке бутыли. Так что вся остальная работа свалилась на нас с Хаммураби. Мы подмели пол и протерли зеркала, смахнули пыль со шкафов, развесили под потолком красные и зеленые ленты из гофрированной бумаги. Когда мы кончили, аптека приобрела очень нарядный вид. Но Хаммураби, с грустью оглядев плоды наших трудов, вдруг объявил:

— Ну, теперь я, пожалуй, пойду.

— А разве ты не останешься? — оторопело спросил мистер Маршалл.

— Нет, нет, — ответил Хаммураби, медленно покачав головой. — Не хотелось бы мне видеть, какое будет у мальчугана лицо. Как-никак праздник, и я намерен веселиться напропалую. А разве я смогу, имея такое на совести? Черт, да мне потом не заснуть.

— Ну, как угодно, — сказал мистер Маршалл и пожал плечами, но видно было, что он глубоко уязвлен. — Такова жизнь. И потом, кто знает? Может, он выиграет.

Хаммураби тяжко вздохнул.

— Какую цифру он назвал?

— Семьдесят семь долларов тридцать пять центов, — ответил я.

— Нет, это просто фантастика, а? — выкрикнул Хаммураби. Плюхнувшись в кресло рядом с мистером Маршаллом, он закинул ногу на ногу и закурил сигарету. — Если у вас найдется пастилка, я бы пососал, а то вкус какой-то противный во рту.

Приближался назначенный час, а мы все трое сидели вокруг стола и на душе у нас кошки скребли. За все время мы даже словом не перебросились. Игравшие на площади ребятишки разбежались, и теперь с улицы доносился лишь бои часов на башне. Аптека еще была закрыта, но народ уже прохаживался взад и вперед по тротуару, заглядывая в витрину.

В три часа мистер Маршалл велел мне отпереть дверь. Минут через двадцать в аптеке яблоку негде было упасть. Все нарядились в самое лучшее, в воздухе стоял сладкий запах ванили — это благоухали девчонки с шелкоткацкой фабрики. Они проталкивались вдоль стен, карабкались на стойку, пролезали куда только могли; вскоре толпа выплеснулась на тротуар и запрудила мостовую. На площади выстроились запряженные лошадьми фургоны и старые фордики, в которых прикатили фермеры со своими семьями. Кругом шумели, смеялись, перебрасывались шутками. Две-три пожилые дамы возмущенно отчитывали мужчин помоложе — чего они толкаются и сквернословят, но уйти никто не ушел. У бокового входа собралась кучка негров — те веселились больше всех. Раз уж представилась возможность поразвлечься, все старались не упустить ее — ведь обычно у нас здесь такая тишь, редко что случается. Можно смело сказать: в тот день у аптеки собрались все жители нашего округа, за исключением калек и Руфуса Макферсона. Я огляделся — нет ли где Ноготка, но его что-то не было видно.

Мистер Маршалл прочистил горло и захлопал в ладоши, требуя внимания. Когда шум утих и нетерпение публики стало достаточно ощутимым, он выкрикнул, словно на аукционе:

— А теперь слушайте меня все. Вот в этом конверте, — тут он поднял над головой конверт из плотной бумаги, — так вот, здесь листок с ответом, и известен он пока что лишь господу богу да Первому национальному банку — ха, ха. А в эту книгу, — и он поднял другой рукой толстый гроссбух, — я записывал цифры, которые вы мне называли. Вопросы есть?

Полнейшее молчание.

— Прекрасно. Теперь, если кто-нибудь вызовется мне помочь…

Никто не шевельнулся; казалось, толпу сковала неодолимая робость; даже рьяные любители покрасоваться перед публикой и те смущенно переминались с ноги на ногу. Вдруг раздался громкий голос:

— А ну, дайте-ка мне. Посторонитесь маленько, мэм, будьте добры.