Одними это истолковывалось как свидетельство, что марсиане действительно сидят в ГПУ, а Гриффин расстрелян, другими — как очередная утка в дипломатической игре. Шутники уверяли, что под Марсом и нужно подразумевать СССР, а под марсианами… но это предположение было уже слишком нелепым. Марсиане начали окутываться тайной.
XIX
— Алло, Джим Гей!
— Вы? Гриффин! Здесь в Москве! Какими вас принесло сюда судьбами?
— Я так и знал, что вы окажетесь здесь. А где же ваши марсиане?
Джим Гей улыбнулся.
— Разве здесь для вас так мало интересного, что вы только и помните о марсианах?
Гриффин сразу стал серьезным.
— Если вы уделите мне немного вашего времени, я буду вам благодарен. Вы правы, я уже чувствую себя на новой планете.
— Тогда приходите вечером. Позвольте, я вам дам адрес.
Гриффин от нетерпения едва дождался назначенного часа и ровно минута в минуту постучал в двери комнаты Джима Гея. Ему послышалось, что Гей с кем-то разговаривал, но когда вошел в его комнату, там никого не было.
— Вас моим друзьям представлять не придется. Они вас хорошо помнят. Помните Гриффина, репортера, который, как вы говорили, порядочно надоедал вам? — обратился куда-то в пустой угол Гей.
Гриффин потер от недоумения руками глаза.
— Гей, кого вы мистифицируете?
— Здравствуйте, мистер Гриффин, — раздался хорошо знакомый ему голос, от которого он вздрогнул, — мы вас сразу узнали. Все-таки выследили нас?
— Что это значит? — пробормотал Гриффин.
— А просто мы беседуем на досуге с… Может быть, вы их узнаете? Здесь Гей повернул какой-то выключатель; угол, из которого раздавался голос, затуманился, расплылся, и перед Гриффином вырисовывались четыре знакомых ему фигуры марсиан в большой просторной комнате, уставленной книгами и приборами, и с видом через широкую балконную дверь на широкий простор, где зелеными излучинами вилась река.
Это было еще поразительней. Гриффин великолепно знал, что он только что вошел в квартиру, находящуюся на одной из центральных улиц Москвы, а здесь у него впечатление, как будто он волшебством перенесся в красивую загородную местность с типично русским видом простора и далей.
Гей с улыбкой наблюдал удивление Гриффина и только бросил:
— Телерадио! Мои друзья марсиане предпочитают не двигаться с места, когда хотят встретиться и побеседовать со своими друзьями. Затруднение в этом, как видите, они устранили довольно удачно.
— Но ведь это же полное уничтожение пространства! — воскликнул восторженно Гриффин.
— А это восклицание вы отнесите к ним, — кивнул Гей на марсиан, стоявших четырьмя нелепыми металлическими ящиками.
— Вы будете нас… как это?.. Интервьюировать? — спросил один из марсиан, и в его голосе Гриффину почудилась необидная насмешка.
— Нет, нет, — замахал руками Гриффин. — Я только чрезвычайно рад встретиться с старыми друзьями, которые, как я вижу, — прибавил он осторожно, — чувствуют себя великолепно.
Но изменить своей привычке газетного работника, чувствующего сенсационный материал, было выше сил Гриффина. В его голове теснились тысячи мыслей и вопросов. Марсианам не приходилось догадываться о них. Словно отвечая на его мысли, один из марсиан сказал, обращаясь к Гею:
— Вы можете поздравить нас, Гей. Мы добились того, что нам ответили с нашей планеты. Пока это простое поздравление, что с нами все благополучно.
— Вы хотите сказать, что обмениваетесь с Марсом радиовестями? — воскликнул Гриффин. — Но это невозможно!
— Почему? Мы послали волны, приближающиеся по своей длине к световым волнам. Вы пользуетесь волнами длиною в десятки и сотни метров, мы — миллионными долями метра. Только они и в состоянии преодолеть межпланетное пространство, вырваться из земной атмосферы. Мы условились об этом еще при нашем отлете с Марса, но выполнить смогли только сейчас. Надеемся через несколько дней окончательно наладить нашу связь и сделать свой предварительный доклад. О, для наших земных друзей он секретом не будет.
«Узнать его! — мелькнуло в голове Гриффина. — Узнать, во что бы то ни стало».
— Да, да, мы передадим привет от освобождающегося человечества.
«Большевиков» — подумал Гриффин. Но сейчас эта мысль ему показалась вполне естественной. Так оно и должно быть. Он кое-что видел, кое-что узнал.
— Мы скажем, что человечество на одной шестой части земной суши, в стране Пятилучевой красной звезды (земной символ нашей планеты), строит жизнь объединенного человечества.
«Социализм», — добросовестно отметил про себя Гриффин.
— …без отцов-хозяев, удерживающих еще у себя порабощенные массы фикцией, что они вместе с порабощенными принадлежат к одной семье…
«Буржуазия с ее национальным государством», — перевел про себя Гриффин.
— …без мировоззрения, что человеческое общество не может жить без них, от которых зависят и жизнь, и благополучие общества, и его богатство…
— Без религии, — пробормотал Гриффин.
— …Что человечество накануне великих боев за свое окончательное освобождение…
— Накануне мировой социальной революции, — кивнул головой Гриффин.
— …что мы с величайшим волнением следим за развертыванием этой борьбы…
«Но что им до нее?» — не утерпел подумать Гриффин.