Гостья

— А на счет того, что самоубийцы — трусы, то я и тут я тебе возражу. Давай рассуждать логически, ведь ты же логик? Технарь, да? Что ты выберешь, войти в клетку с тигром, или войти в темную пещеру, из которой доносятся странные звуки?

— Не знаю… — задумался я, — Наверное, все же войду к тигру, и буду молиться о том, чтобы он был сыт.

— Лучше страх, который уже знаком, не так ли? Как ведет себя тигр ты примерно представляешь, и понимаешь, что если он сыт, то у тебя есть шанс остаться в живых. А кто там, в пещере, тебе неведомо. Неизвестность пугает…

— Пугает…

— А теперь вернемся обратно к жизни. Допустим, у тебя жизнь хреновая.

— Хреновая!!! — раздосадовано протянул я, — Аж жить не хочется!

— Во! А говорил, умирать не хочешь.

— Хочу! — икнув, сказал я, — За тобой, Смертушка, хоть на тот свет!

— Так вот, допустим, что жизнь у тебя хреновая, и за каждым углом тебя ждет очередная пакость.

— Ждет!!! — согласился я, тяпнув еще стопарик. Водка пошла хорошо, будто вода. Или это и была вода? Опять Смертушка пошутила…

— Но ты, ведь, знаешь, что она тебя ждет, не так ли? А если ты решаешься покончить жизнь самоубийством, то откуда тебе знать, что ждет тебя там?

— Ты! — сказал я.

— Это сейчас ты это знаешь, а ведь раньше не знал, не так ли? Так вот, ты не знаешь, что тебя ждет за гранью! ДА и сейчас, собственно, не знаешь. Есть ли рай или ад, а если есть, то куда ты попадешь? Может быть, там будет еще хуже? Да и вообще, умирать больно и неприятно. А неизвестность пугает… Пугает любого нормально человека, а самоубийцы — не боятся. Они — пионеры. Они — первопроходцы, которые шагают в тот мир, о котором не знают ничего. Они не боятся оставить ЗДЕСЬ все, что нажито за долгие годы.

— За суициндиков? — предложил я, поднимая рюмку с водкой. Или с водой? Какая теперь разница, я и так хорошенько опьянел. Ну и ладно! На пьяную голову легче принимать такие ответственные решения.

— За тебя, Леша! — подняла свою рюмку Смерть, и я понял, что она имеет в виду.

Во мне и в самом деле заклокотала решимость. Теперь я уважал самоубийц, и даже начал причислять себя к ним. В конце концов, мне выпала такая честь! Я поговорил с самой Смертью, и она предложила мне умереть так, как я пожелаю! Не каждому выпадает такая возможность, а, быть может, одному из нескольких тысяч. Так чего я медлю?! Нужно решаться и идти за ней. Она же сказала, что ТАМ я получу ответы на все свои вопросы, и наверняка ТАМ мне ответят на мой главный вопрос: «Какого, собственно, хрена?!»

— Как я хочу умереть? — задал я вопрос не то Смерти, не то самому себе, — надо подумать.

— Ты говорил, что хочешь умереть красиво, — напомнила она.

— Я не настолько пьян! — обозлился я, чувствуя, что от этой обиды даже немного протрезвел, — Я все помню! И уж точно помню, чего я хочу. Красиво… А красиво — это как? Красиво было бы умереть в бою, на войне. Знаешь, Смертушка, какое самое приятное чувство на свете?

— Сексуальное удовлетворение? — спросила Смерть, — Обычно мне отвечают так.

— Не-а! Пофигизм! Чувство, когда тебе уже все пофигу, и остальные тебе от этого завидуют. Когда ты уволился с работы, но еще не отработал последний день — ты можешь послать шефа по матери, и все коллеги будут тебе завидовать, потому что тебе уже все до лампочки, а им с ним еще работать. Когда ты идешь под проливным дождем и смотришь на людей, ютящихся под козырьками подъездов. Ты-то уже промок, и спокойно можешь идти своей дорогой, а они — нет. И они тебе завидуют… Так и в бою… Ты уже знаешь, что умрешь, и идешь на смерть с чувством полного пофигизма в груди. Ты можешь собрать вокруг себя полсотни врагов, а потом рвануть чеку гранаты, потому что тебе уже все равно! Ты знаешь, что умрешь… Слушай, Смерть, а ты можешь обеспечить мне какой-нибудь подвиг? Ну, прямо сейчас забросить меня в Чечню, или еще куда, в горячую точку? Что б я там умирая подвиг совершил, и мне медаль бы дали.

— Посмертно? — уточнила она.

— Конечно! Ну что? Можешь? Это ж, ведь, тоже самоубийство. Я ведь хочу лезть под пули.

— Могу… — подумав согласилась Смерть, — Куда тебя заслать?

Я задумался. Где у нас идет война? На ум приходила только Чечня, да только вот получать медаль в бою во имя каких-то, неизвестных мне идеалов, как-то не хотелось. Эх, жаль, что Вторая Мировая кончилась!

— Нет, лучше не надо… — одумался я, — Что-то мне расхотелось умирать за кого-то.

Как же еще умереть? Может быть яд? Скучно! Лежать и ждать своей смерти. К тому же, напоследок еще все тело судорогой скрутит, и Смертушка будет вынуждена все же рубануть меня по ногам своей косой. Как-то не эстетично. А выпить какой-нибудь безболезненный яд — это как умереть от старости. Без боли, тихо и спокойно. Красивого тут мало.

Вскрыть вены в горячей ванне? Та же ерунда. Лежать, чувствуя, как из тебя вытекает жизнь, и беседовать со смертью, ожидая того момента, когда ты уснешь навсегда. Нет в этом красоты!