Гостья из прошлого

Уже излив свой праведный гнев, он где-то в глубине души ощутил, что перегнул палку. Но пока переключался на геополитику, забыл о содеянном. Как выяснилось, напрасно.

«Я тебя знаю, Светлозар. Ты Чушкин», – пришел ответный комментарий, и патриотический блогер похолодел.

«Живешь на Третьей улице Сантехников, дом пять, квартира сорок семь. Второй подъезд», – неумолимо продолжал оппонент.

Чушкин едва не поперхнулся и перестал жевать.

«Как узнал? Откуда? Не может быть!» – у него часто заколотилось сердце. Неужели, правда, ЦРУ или АНБ? Неужели мы все под колпаком?

«Фотки свои убирать надо», – с издевкой пояснил пишущий.

И тут Чушкин вспомнил… Только-только обзаведясь, прости Господи, аккаунтом, он по неосторожности выложил в альбом старое-престарое фото. Сходство с сегодняшним Чушкиным там было минимальное. Достаточно сказать, что весил он в минувшую эпоху почти на центнер меньше. Видимо, вычищая потом всё лишнее, могущее идентифицировать его личность, блогер недоглядел.

«Готовься. Приду и рыло пощупаю», – добавил критик его творчества и вышел из режима онлайн.

Чушкин облился потом. Схватился за клавиатуру, начал удалять свои многочисленные комментарии. Затем опомнился, активировал функцию «Служба поддержки».

– Скорее, скорее давай! – торопил он не слишком поворотливый компьютер.

«Хотите подать жалобу?» – спросил администратор американской социальной сети.

«Да», – ответил Чушкин.

«Выберите один или несколько пунктов, чтобы мы могли принять меры».

На всякий случай Чушкин поставил несколько галочек. Своего виртуального оппонента он обвинил в отсутствии толерантности, подчеркивании физических или умственных изъянов и разжигании национальной розни.

«Жалоба принята. Идет проверка».

Пока за океаном реагировали, Чушкин с кряхтением выбрался из кресла и неожиданно проворно подбежал к входной двери. Проверил замки, потрогал засов. От этих усилий он совершенно выдохся и опустился на полку для обуви в прихожей. Полка опасно заскрипела. Пришлось встать и прислониться к стене.

«Может, заблокируют его. Если повезет, то на месяц, – подумал Чушкин. – Всё-таки у них дело хорошо поставлено».

Оставалось позвонить в полицию своего буржуазного государства, дабы она спасла его от реальных побоев.

Лицемеры

Писатель Квартальный понял, что у него паранойя. Или что-то вроде этого. Он абсолютно перестал верить отзывам о своем творчестве.

Отзывов было не слишком много, но и не так чтобы совсем мало. В основном их оставляли его друзья и знакомые.

Книжки писателя выходили в электронном виде. До бумажных версий дело пока ни разу не доходило. Квартальный, впрочем, сперва не впадал в уныние.

– Так бывает с каждым, – уверял его, исходя из богатого опыта, литературный агент Грызунов.

– Так уж и с каждым? – отвечал писатель.

Ни в каких союзах Квартальный не состоял, творил сам по себе.

– Временные трудности – обязательный этап. Когда продвинем твои произведения, отбоя от издателей не будет.

На эти слова агента писатель реагировал скептической ухмылкой. Ему казалось, что издателям вполне хватает бестселлеров Стивена Кинга и Джоан Роулинг.

Тем не менее, Квартальный упорно продолжал сочинять. Он был далек от сравнений себя с Кингом, однако до поры до времени считал, что и его сюжеты достаточно захватывающи, а уровень исполнения весьма недурен.

Такую убежденность в нем поколебали именно друзья со знакомыми. Они не ругали произведения Квартального – как раз наоборот, хвалили и стиль, и слог, и то, как выстроена интрига, как жизненны герои. В один прекрасный день он понял всю фальшь подобных заявлений.

– Нет, ребята, меня не проведете, – бормотал Квартальный, читая очередной положительный отзыв.

Он твердо уверился в том, что его писанину способны адекватно оценить только профессионалы, обитающие в издательствах и толстых литературных журналах. А какие профессионалы из лично знающих его людей?

– Расстраивать меня не хотите, понимаю. Добрые вы, – приговаривал Квартальный. – Люблю, ценю.

Для пущего вдохновения писатель предпринимал прогулки в близлежащий лесок. Его путь пролегал мимо заброшенного строительного забора из бетонных плит. На одной из них кто-то, видимо, из числа праздно шатающихся подростков намалевал без знаков препинания краткую надпись: «Катя лицемерка».

Определение показалось Квартальному идеально подходящим для его ситуации. Лицемерия он на дух не выносил.

– Ты потерпи немного. Не сразу Москва строилась, – убеждал Грызунов.

Деньги он взял с писателя совсем пустяковые, сказав, что рассчитывает на процент с договора о публикации. Только заключать договор на бумажную книгу с Квартальным по-прежнему никто не спешил.

– Лицемеры… Лицемеры… – повторял писатель, шагая от дома к лесочку и обратно.

Заброшенный забор как бы подтверждал его правоту.

– Может, хватит себя изводить? – спрашивала жена.

В талант Квартального она не верила, а он не давал ей читать написанное. Мир в семье от этого, правда, не страдал. На высказывания супруги о том, что надо писать, как Толстой с Достоевским, или не писать вовсе, Квартальный возражал, что и во времена классиков хватало достойных авторов.