Гостья на замену

Он увидел Клэр. Не женщину, с которой может разделить удовольствие, не женщину, с которой сможет реализовать накопленный за годы сексуальный опыт. Он увидел женщину, которую семья и чувство долга заставили оставить в прошлом обычный возраст брака и материнства. Женщину, которая выглядела довольной и была полна тихого достоинства. Женщину, позволившую ему прорезать в ее броне щель, через которую он разглядел всю ее тоску и все ее одиночество. Женщину, которая по его же словам, сейчас должна была быть в своем собственном доме с ее собственной семьей. Но которая вместо этого была сейчас с ним.

Она его, снова подумал он, внезапно почувствовав острую боль угрызений совести и сожаления о годах, потраченных впустую на развлечения и непрерывную суетливую погоню за новыми удовольствиями.

— Тогда мы должны сделать так, чтобы навсегда запомнить этот Валентинов праздник. Согласны? – спросил он.

— Да, — ответила она. Ее душа заглядывала ему в глаза.

— Романтические отношения. Что означает эти слова, Клэр? — Он не имел об этом никакого представления. — Давайте будем вместе уклоняться от грязных планов Флоренс. Вместо этого, в течение двух дней у нас с вами будут романтические отношения. Согласны?

Она кивнула, все еще пытливо глядя ему в глаза.

— Я разрушила вашу компанию? – спросила она, — Может быть, вы хотите быть вместе с другими? – Она помедлила, — Вы не сожалеете, что выбрали мою валентинку?

— Нет, — ответил он, — наклоняя голову, чтобы легонько поцеловать ее пониже ушка. – Нет, ни о чем из упомянутого вами.

— Спасибо, — сказала она, и какое-то мгновение на ее губах порхала улыбка, почему-то заставившая его задержать дыхание. Но она не позволила ей расцвести.

— Возвращаться вниз слишком рано, — сказал он, — Мы с вами не очень продвинулись в обмене историями нашей жизни, не так ли? Хотите, расскажу о себе? Шесть лет я был единственным и любимым сыном, пока на свет не появился мой брат, — он как раз вашего возраста, Клэр, а затем одна за другой четыре сестры. Не думаю, что я когда-либо обуздывал свой норов.

Он снова сел вместе с нею на скамью, взял ее руку, положил ладонью на свое бедро, и, говорил, перебирая ее пальцы. Он не тратил время на свою семью. Его возмущало их разочарование его образом жизни и их упреки. Он ненавидел планы сватовства, которые вынашивала старшая из сестер, хотя в последнее время она прекратила свои усилия. Он испытывал неловкость от того, что все они уже вступили в брак и стали родителями, даже Сара, самая младшая.

Однако он говорил не о своем отчуждении от семьи, которое возникло тогда, когда он стал взрослым, а более раннем времени, когда он был обожаемым старшим братом, которого все допекали. Когда он любил и ненавидел, играл и дрался с братом и сестрами и неосознанно чувствовал себя защищенным принадлежностью к большой и сплоченной семье.

— Мой отец умер совсем неожиданно, хотя всегда казалось, что он доживет до ста лет — сказал он, — Тогда мне было всего двадцать четыре. Это весьма опасный возраст для того, чтобы внезапно взвалить на себя ответственность за герцогство, Клэр, а также обязанности главы семьи. Моя мать была эмоционально сломлена, а брат и сестры возмущались моей властью. И я восстал.

— Я полагаю, — заметила она, — многие считают, что вы должны быть счастливы, поскольку, очевидно, у вас все есть?

— Ну, таких легионы, — ответил он, — А у вас только один брат, Клэр?

— О, нет, — ответила она, — У меня два брата и две сестры. Все, как и ваши, состоят в браке. И также все родители. У меня одиннадцать племянниц и племянников, с которыми радостно отмечать Рождество и другие семейные сборы.

— А вы младшая, — сказал он, — Жертвенный агнец.

— Я любила папу, — сказала она.

— Уверен, что любили, — он сжал ее руку.

Как это непривычно – беседовать с женщиной, думал он, когда она делилась с ним воспоминаниями детства. Все его разговоры с женщинами обычно состояли из легкого остроумия и сексуальных намеков, а дружеские отношения с ними ограничивались, как правило, физическим уровнем. Он не мог припомнить ни одной женщины, как впрочем, и кого-нибудь из мужчин, с кем бы он говорил о семье и о детстве. Он не мог припомнить ни одной женщины, которая бы понапрасну тратила время, рассказывая о себе.

Удивительно, но он чувствовал себя польщенным тем, что завоевал доверие Клэр. Наедине с ним она не смущалась и расслабилась.

А потом она начала дрожать. Галерея не отапливалась, а был всего лишь февраль.

— Вы замерзли, — сказал он.

— Не очень, — ответила она.

Но, когда взял Клэр за руку и привлек к себе, то почувствовал, что ее рука совсем ледяная.

— Пора возвращаться, — с сожалением сказал он.

— Да, — тихо ответила она.

— Полагаю, игра уже закончилась, — сказал он, когда они поднялись. Он взял подсвечник и предложил ей руку.

Они молча спускались по лестнице. Но она задержалась на верху лестничного пролета, ведущего в гостиную.

— Мне бы не хотелось сейчас возвращаться туда, — сказала она, — Не будет ли это проявлением плохих манер, если я не пойду?