– Диана любит Ричи, кроме того, в тот день, когда мы ездили в Доувкот, она сказала мне, что, возможно, находится в интересном положении. Узнав, что Ричи обручился с такой красавицей, она, разумеется, разозлилась... Я пообещал ей, что постараюсь расстроить вашу помолвку. Вчера, когда я заехал навестить ее, она была просто в отчаянии: анализы подтвердили беременность. Я пообещал не говорить Ричи, пока все не уладится и она не будет твердо знать, как он к ней относится... Но наша беседа затянулась. У тебя утомленный вид. Думаю, тебе надо поспать. Спокойной ночи, Саманта. Приятных сновидений.
Она осталась в одиночестве и со вздохом закрыла глаза. Что за изнурительный вечер! Голова у Саманты начала кружиться...
Тот факт, что Кэл сделал ей предложение, красноречиво свидетельствовал, что его влечение довольно сильно. Но форма, в которую он облек его, делала невозможным положительный ответ. Когда его первый пыл поутихнет, Кэл возненавидит ее. Даже если он в достаточной степени джентльмен, чтобы не показывать этого, она сразу догадается. Лучше всего уйти сейчас, порвать отношения разом.
Но до чего ей не хотелось уходить и покидать его! В смятении Саманта долго ворочалась с боку на бок и только на рассвете наконец забылась беспокойным сном.
Было почти девять, когда Саманта открыла глаза навстречу ясному, солнечному дню.
Выбравшись из кровати она накинула пеньюар и прошла через галерею в свою комнату. Приняла душ, переоделась в сиреневый шелковый костюм, обулась в нарядные босоножки, а волосы свернула узлом на макушке. Синяк удалось скрыть тщательным макияжем. Потом она упаковала и закрыла чемодан и спустилась в гостиную.
Комната была пуста, но на буфете стоял горячий завтрак, а также полный кофейник. Она быстро позвонила в аэропорт и заказала билет на дневной рейс до Нью-Йорка. Покончив с главным, она со вздохом облегчения положила себе запеченных томатов и пару сосисок, но, взявшись за вилку, почувствовала, что аппетит ее покинул.
Саманта отставила тарелку и налила себе кофе. Она допивала вторую чашку, когда дверь распахнулась и вошел Хан. Виляя пушистым хвостом, пес подбежал, чтобы приласкаться. Она погладила его и заметила, что ошейника на нем больше нет.
– Ты сегодня не при исполнении? – спросила она усмехнувшись. Ощутив потребность немного пройтись перед тем, как встретиться с Кэлом, Саманта встала и вышла на улицу. Вместе с трусившим рядом Ханом она пересекла пешеходный мост и вошла в первый сад, а пес направился дальше по своим делам.
День выдался на редкость душный и жаркий, но на горизонте сгущались тяжелые облака. Видимо, приближалась гроза. Саманта миновала летний домик и пруд с лилиями и едва села на каменную скамью, как услышала неторопливые шаги и увидела приближающегося Кэла, быстрым взглядом отметив, что он сегодня красив, как демон, и опасен, как надвигающаяся гроза.
– Доброе утро. – Она постаралась выговорить это как можно беспечнее.
Кэл подошел и сел рядом.
– Я тебя искал. Я знаю, почему было составлено второе завещание, почему существовал «заговор молчания» и почему имя твоего деда стерто с фамильного древа.
– Но откуда?
– Я расспросил обо всем Мэри Мейтклифф. К счастью, голова у нее в полном порядке. Сначала она не хотела говорить, но когда поняла, что мне уже многое известно, то все рассказала.
Мой прадед, Джон Джошуа Лорримор, в 1906 году женился на Абигайль Айрис. Прошло десять лет, но Абигайль так и не смогла забеременеть. Об усыновлении не могло быть и речи, поскольку, как я уже говорил тебе, при нашей системе наследования только кровное родство принимается в расчет.
В то время горничной Абигайль стала Мэри Мейтклифф, которой едва исполнилось шестнадцать. Вскоре было объявлено, что Абигайль ждет ребенка. Она постоянно плохо себя чувствовала и редко покидала свои апартаменты. Только муж, горничная и семейный доктор могли видеть ее в это время.
Когда ребенок вот-вот должен был появиться на свет, доктор поместил пациентку в частную клинику. Через две недели она возвратилась домой с Генри Джеймсом Робертом. Только муж, преданная горничная и надежный доктор знали, что Генри – не Лорримор. Он был внебрачным ребенком шестнадцатилетней дочери леди X и семнадцатилетнего сына лорда Y.
На следующий год по иронии судьбы Абигайль действительно забеременела, и в марте 1919 года родился Альберт Вильям Якоб. Настоящий Лорримор. Но было слишком поздно. Сделанного уже нельзя было исправить, и секрет приходилось хранить дальше.
Мальчики подрастали. Альберт был любимым сыном, и Джон и Абигайль страдали, что лишили законного сына положенного ему наследства.