Гостинец из будущего

Игорь шел к набережной и думал, что зря, наверное, выдал себя с этим бумажником. Никто, вообще-то, за язык не тянул. Побахвалиться захотелось, показать, что теперь он особенный? В принципе, да, ибо в тот момент он ясно ощутил, насколько весь этот быт, все эти тараканьи бега, вся эта мышиная возня ради зарабатывания жалких грошей — мелки. Он хотел сказать: вот ради чего всё делается. Не ради процесса созидания, какое тут к черту созидание, не ради того, что ты не можешь без этого, что эта глупая работа наполняет твою жизнь, одухотворяет её, делает нужной и осмысленной, а ради этих вот невзрачных бумажек. Имей побольше этих нарезанных фантиков, и не нужно суетиться и колотиться, как рыба об лёд. Правда, при этом он не добавил, что доллары — это тьфу, всё дело в бумажнике, который умеет делать не только доллары, но и рубли, и песеты, и франки, и марки, и фунты стерлингов, а когда начнется путешествие, он будет шлёпать деньги тех стран, в которые занесет транспортировщик.

Но, черт возьми, как приятно было раскрыть этот толстый бумажник и увидеть Юркину реакцию. У пацана аж челюсть до колен отвисла. Что там Лёнька Рыжий со своими пятисотрублевками в напупочной сумочке.

«Молодость у тебя в одном месте играет, — подумал Игорь. — Тебе, дураку, такое дело доверено, а ты перед Юрком хвост пушишь».

Солнце набирало силу — уже сейчас, в начале одиннадцатого, огромный настенный градусник показывал +32^ОС. Июнь был на редкость жаркий. Изнуряющий зной отпускал только к вечеру, но всё равно без регулярного душа было не обойтись — рубашка, какая бы ни была легкая, липла к покрытому испариной телу.

От закованной в гранит реки веяло свежестью. Игорь дошел вдоль парапета до летнего буфета, торгующего пивом, вином и соками, взял бутылочку «Пльзеньского», сел за пластмассовый столик, мудро оборудованный раскидистым зонтиком. Он был единственным посетителем. Здесь, в тени, под ленивый плеск волн, с ледяным пивом в высоком стакане было хорошо-о.

Прохожих было мало — что тут, вдоль реки, шляться-то? Все, кто не работал, либо сидели дома, либо толклись по ярмаркам да магазинам.

А вот машины так и носились туда-сюда. Дорога была рядом, в каких-то сорока метрах, но, к счастью, газон был засажен липами и кустарником, которые поглощали выхлопной смрад. Кустарник был подстрижен под линеечку, любо-дорого посмотреть.

Мда, вот так же, наверное, и космонавты накануне вылета разглядывают травку, цветочки, всякие там пестики и тычинки. Фиг его знает — вернешься ли?

Игорь поймал себя на том, что в упор смотрит на смазливую молоденькую буфетчицу, у которой под халатом, похоже, нет ни лифчика, ни трусиков, а она становится на вид всё более неприступной, всё более спесивой и уже начинает этак недовольно пофыркивать, и подумал, что покажи сейчас ей, местной коряге, набитый долларами бумажник, ведь чего хочешь для тебя сделает, стерва. Голышом будет пиво подавать. Принародно. Пестики-тычинки, черт возьми.

Он отвернулся и отхлебнул пива. Оно, кстати, было не таким уж и хорошим, это пиво, что-то в нём раздражало. Лучше было бы, наверное, взять какой-нибудь минеральной воды.

«Метаморфозы, — подумал он, вспомнив, что утром ничего не хотелось есть. — Вот уже и „Пльзеньское“ не по тебе. А ведь лучшее пиво в мире».

— Ты мне тут не вздумай наблевать, — сказала вдруг буфетчица.

— А что — это идея, — отозвался Игорь, чувствуя, что пиво пошло назад.

Господи, да что же это такое?

— А ну, греби отсюда, — сказала буфетчица и добавила в сторону: — Козёл. Пить — и то не умеет.

Всё, отпустило. С пивом, а тем паче с водкой надо быть теперь крайне осторожным.

— Девушка, а девушка, — сказал Игорь, озоруя. — Сто долларов не разменяете?

У газона остановилась машина шефа — серая «Ауди», из неё вышел Нелюбин и прямиком направился к столику, за которым сидел Игорь. И как углядел с дороги-то?

Глава 2. Марьяж, силь ву пле

— Пивко сосём? — сказал Нелюбин, усаживаясь рядом. — Счастливый. А мне вот нельзя.

Игорь молчал, и он продолжил:

— Почему, думаешь, нельзя? Да потому что не дай Бог кто унюхает. Сразу суды-пересуды — в рабочее время, мол, употребляет, никакого, стало быть, доверия. Гнать поганой метлой. А мне, между прочим, детей кормить надо. У меня младшему полтора годочка.

Тут он не врал — младшему у него на самом деле было полтора года.

— А тебе, Игорек, никого, случаем, кормить не надо? А? — ласково спросил Нелюбин. — Или у тебя где-нибудь миллион долларов прикопан? Тогда сразу вопрос: с налогообложением всё в порядке? Всё чин-чинарём? Не грязные денежки-то?

— Какие денежки? — осведомился Игорь.

— А которые в бумажнике, что в твоём дипломате, — сказал Нелюбин, весело улыбаясь.

Улыбка ему шла, этого не отнимешь. Но Юрок-то, Юрок, вот свинтус, взял да накапал.

— В прежние времена, парень, светила бы тебе кутузка, — сказал Нелюбин. — Да и сейчас за штаны могут взять — откуда столько? А действительно — откуда?