Гостинец из будущего

— Ну чего, Мария, жизнь есть жизнь, ты же понимаешь, — сказал Толян. — У людей ни шмоток, ни бабок, одни долги, вот и пошли за бабками. Это ведь не запрещено?

— Ты меня спрашиваешь? — осведомилась Маша.

— Короче, начали играть, — продолжал Толян. — Сначала пёрла везуха, это всегда делается для затравки, а после пошел чистый мухлёж. Слово за слово, валенком об стол, заварилась кутерьма. Вот Антон и пальнул в воздух. Для порядка. Какое там. Надо бы пониже, по Мефодию, тогда бы и вопросов не было. Ведь это он, гад, ментов вызвал?

— Ты меня спрашиваешь? — вновь осведомилась Маша.

— Мефодия надо было первого брать, он заводила, — сказал Толян. — Чего ж нас одних-то повязали?

— Про Валентина Карповича Пузырёва, которого ты именуешь Мефодием, разговор особый, — произнесла Маша сухо. — Вам, Золотухин, надо отвечать только за свои действия.

Пузырёв был на крючке у Ларина, на хорошем таком, крепком крючке с рядом неопровержимых фактов, свидетельствующих о тесной связи Мефодия с игорной, алкогольной и наркомафией, но факты эти, увы, ничего не стоили, поскольку Пузырёв занимал пост замминистра и пользовался благоволением Хозяина. Поди-ка возьми такого. Сразу с насиженного места слетишь, а то и вовсе пропадешь без вести.

Прав был, конечно, Толян, первым нужно было вязать Мефодия и с ним вместе еще тысячу таких же мефодиев, тогда бы, может, и образовался какой-никакой порядок, однако это уже было не во власти Ларина, а тем более какой-то Маши Кибиткиной. Вот так, Анатолий Геннадьевич Золотухин. Вот и весь ответ.

Вслух она это, разумеется, не сказала. Как в детской прибаутке: зубы на крючок — и молчок.

======

— Что же мне с вами, умными такими, теперь делать? — вздохнув, спросила Маша.

— Оружие пусть вернут, — мрачно изрек Антон. — Не ими куплено. И разрешение выдайте. Обещали же.

— Прямо детсад какой-то, — сказала Маша. — Отряд желтопузиков. Отдайте мои игрушки. Это надо же? Ладно, считайте, что легко отделались.

Расхристанная Ремизова хихикнула, Толян одобрительно пробубнил: «Я знал, что Мария свой парень».

— Напрасно радуешься, Толик, — Маша вытащила из ящика записку Реутова. — Как бы это сказать помягче?.. В общем, твоя квартира сгорела. На этот раз окончательно.

— Тьфу ты, — сказал Толян и саданул кулачищем по колену. В стоящих на столе чашках задребезжали ложечки. — Что за гад под меня копает? Без копья остался.

Он бухнул себя кулаком в грудь и с надрывом сообщил:

— Всё пошло прахом. Нажитое праведным трудом.

Тут он задумался, вслед за чем сказал уже поспокойнее:

— А может, и неправедным. Такое, говорят, как приходит, так и уходит.

Он вновь задумался и сказал с надеждой:

— А может, тайник-то цел?

— Слышь, Мария, — заторопился он после этого. — Будь другом, сделай машину. Какую угодно, хоть помойную. Надо по головешкам пошарить, пока другие не пошарили.

Машина нашлась у эмвэдэшников, знакомый уже минивэн «Крайслер», куда уместились все скопом, в том числе и Светлана с Колькой. Света так и таскалась с тяжелой объемистой хозяйственной сумкой, не доверяя её никому. Оставаться в здании ФСБ они категорически не хотела.

По дороге к Котельнической набережной Маша свернула к моргу, где находились тела Люписа и Тяпуса. Толян, единственный, кого Маша прихватила с собой в наводящее тоску здание, узнал в них давешних злодеев, которых самолично нокаутировал на пороге дачи Поповых.

Дом на Котельнической был цел и невредим, сгорела лишь многострадальная квартира Золотухина. Точнее, сгорело всё, что в ней находилось, стены остались. Соседи, вызвавшие пожарных, утверждали, что в квартире кто-то был, кто поначалу крушил всё подряд, а потом крикнул дважды, причем крикнул так, что мороз продрал по коже. Пожарные, не осилив ломами дверь, на этот раз ничего не вышло, выворотили в одном из окон решетку и через него проникли внутрь. Пожар потушили, но никого в квартире не нашли.

Сейчас у этого окна стоял милиционер, которого снарядил сюда Реутов, чуть поодаль толпились жильцы и разные пришлые люди, которым не терпелось покопаться в пожарище — авось чего осталось от сокровищ толстосума, что не взял огонь. Мешался мент, который не торопился уходить.

У подъезда также были люди, которые расступились, освободив «Крайслеру» проезд. Когда из минивэна вылез Толян, они заговорили разом, жалеючи. Хоть Толян был и из новых русских, и надирался порой, как сапожник, и вёл себя при этом по-хамски, мол — вот он я, а вы тут кто? — но тем не менее парнишка он в целом был неплохой. Другие были много хуже.

Толян открыл ключом дверь. В нос шибануло тяжелым запахом гари. Палас в прихожей, залитый уже высохшей пеной, превратился в нечто мерзкое и скользкое.

— Аккуратнее, — предупредил Толян вошедших вслед за ним Ремизову, Буханкина и Шепталова и, оскальзываясь, направился в кабинет.

Толян имел при себе фонарь, найденный Машей в бардачке «Крайслера», но на улице еще было достаточно светло, и он его пока не включал, хотя в коридоре от черных закопченных стен было мрачновато.