Гостиница

Но кем бы она ни стала, жизнь в новой ипостаси ей откровенно нравилась...

Однако вдруг Она ощутила в себе тревогу. Ее покой был чем-то нарушен. Она еще не могла ясно определить, в чем это конкретно выражается, но ощущение не исчезало. Чуть позже стали проявляться некоторые признаки изменения Ее состояния. Прежде всего, течение ускорилось и стало более неравномерным по слоям и струям. Они не просто текли рядом, а сталкивались, скручивались, смешивались, образовывая на поверхности воронки и стремнины...

Что-то произошло с руслом - оно словно бы стало более жестким, требовательным и нетерпеливым, будто жаждало от Нее какой-то ответной реакции. А по Ее телу от неясного еще источника впереди пробегала нервная дрожь. Не то, чтобы это было неприятно, но волнительно - в самом прямом смысле: по всей поверхности стали образовываться хаотичные волны.

Она почувствовала, как русло сжимает Ее в своих объятиях. И Ей нравилось, чуть задержавшись, стремительно выскальзывать из них, орошая скалистые берега шаловливыми брызгами.

Со дна поднялись камни. Нельзя сказать, чтобы они ранили Ее тело нет. Ей было совсем не больно, но соприкосновение с ними оказывалось весьма упругим, и в этой упругости была своя прелесть, возбуждающая и пьянящая. Ей доставляло особое удовольствие всем телом слету прижиматься к ним и обтекать хаосом струй... Обтекать, обволакивать...

А дрожь становилась все отчетливей, и амплитуда ее нарастала.

Впереди послышался гул. Или, может быть, это только показалось, потому что и сама Она неслась по руслу с изрядным шумом.

Объятия русла становились все теснее. Она извивалась и билась в них, словно обезумев, непонятно только - от страха или от восторга. Но больше всего - от страсти: страсти полета, скорости, страсти свободы и обладания... Казалось, берега пытались слиться с Ней. И Она не возражала, стремясь им навстречу, но от этого взаимного стремления проистекала только скорость и страсть, обдирающая тела. И Его, и Ее до полной обнаженности нервных окончаний. Казалось, что они соприкасаются уже не поверхностями, а нервами. Наверное, именно это и лишало разума, вибрируя на грани между болью и блаженством. И не было сил терпеть ни то, ни другое, и эта невозможность разряжалась ревом, несущимся по ущелью над стремниной, и бешенством струй, и взрывами брызг.

В каждый миг казалось, что предел уже достигнут! Все!.. Все!.. Дальше беспамятство... Потеря чувствительности. Но боль и блаженство нарастали и не отпускали в беспамятство, заставляя тело с ревом и грохотом биться о камни, истязая их и себя, рыдая и наслаждаясь каменными укусами, раздробляющими плоть в мириады брызг.

И собственный рев сливался с ревом впереди в нечто всеоглушительное и безумное, отчего казалось, что откуда-то возвращается эхо и сливается с источником породившего его звука.

Но сломаны все преграды и взорваны все пределы! За муки одна награда блаженство свободного тела... И грохот, и рев, и песня какой-то струи глубинной... О! как упоительно тесно быть плотью неукротимой!.. И биться, смеясь, о скалы!.. И плакать, прощаясь с телом. И обретать, что искалось, и находить, что хотелось... Но нарастает скорость! Теченье - сродни полету!.. Неузнаваем голос!.. Зовет и зовет кого-то... Но выстрел и взрыв!.. И замер зов-крик на высокой ноте... И русло вдруг исчезает, и тело парит в полете. И тишина испуга... Безмолвие пред блаженством... Но круче и круче угол летящего совершенства!.. И звездный удар о скалы!.. Рождающий звон созвездий... О, да! Это - то, что искалось... В чем скрытый смысл благовестья... И брызги стремятся к звездам. И звезды светлы, как росы... Струятся от счастья слезы, нежнеют от слез утесы...

Она вновь начала осознавать себя, когда потоки воздуха вознесли ее над водопадом. Удивительное ощущение - вдруг оказаться раздробленной на мириады капель, сверкающих на солнце, и лететь над самой собой, словно облако... Почему же "словно"? Она и была чем-то вроде облака из легчайших капель. И поток восходящего воздуха, похоже, вовсе не ощущал их веса...

Она со страхом и восторгом взирала на водопад, и узнавая и не узнавая себя. Она еще ощущала себя этой жаждущей летящей струей, но уже была вне ее и над ней...

Водопад остался внизу, а Она достигла вершины утеса на правом берегу, мокрого и блестящего, и вдруг с удивлением обнаружила там застывшего, подобно каменному изваянию, Оленя. Он взирал на ревущий внизу поток, и только ноздри его слегка подрагивали.

Она ласково скользнула по его красивой морде, оставив на ней часть своих капель. Олень вздрогнул и задрал голову, пытаясь разглядеть Ее в сверкании брызг. Ведь он не знал ее такой...

А Она поднималась выше и выше, пока перед ней не открылся весь ее путь. Извилистый путь реки среди дремучих лесов и широких лугов, среди болотистых пойм и скалистых ущелий... От родника до водопада, за которым было ч т о - т о е щ е - Она это чувствовала, но почему-то никак не могла рассмотреть...