- Фьи-и-и-иуть! - с громким свистом последние осколки оконного стекла посыпались на пол. По натиском нового атмосферного явления даже позолоченная рама жалобно треснула и слегка деформировалась в своих тисках. Скальная ведьма, как и положено заядлой шабашнице, влетела в здание верхом на... (небольшая нестыковка в традиционном сюжете) толстой клюке. - Эй, старые перечники! И вам, молодая поросль, не хворать! - госпожа Наина пролетела круг почёта и по спирали пошла на снижение. - Гляньте-кось чего я на дорожке-то подобрала! Э-вона какой сморчок на порядочной тропинке валяется: один носище чего стоит! Э-э-эх! - с гиканьем скальная ведьма окончательно приземлилась и гордо продемонстрировала публике второго пассажира. Позади госпожи Наины, с пылом страстно влюблённого обвивая её хрупкую талию, сидел ни кто иной как сам знаменитый гном Хтар. Его веки подрагивали от напряжения, крепко зажмуренные.
- Э-эй, борода, ты там живой аль не? Тебя варить-то уж можно иль подышишь ещё? Так а то ведь в самой печке тебе и место, свеженький покудова! Ха! Ты чавой-то притих там, болезный мой, ответь, не стыди-ись!
112
- Хтар, с каких это пор ты по воздуху перемещаешься? Начальство на Кругах экономит? - прогудел королевский егерь. Изабель, жадно ловившая каждое мгновение невероятного приключения, внезапно разразилась весёлым хохотом и захлопала в ладоши. Шиворот крепкой кожаной куртки гнома оттянула вверх невидимая рука, тряхнула его и, когда руки Хтара безвольно повисли вдоль тела, приподняла в полуметре над полом. Доблестный сотрудник Системы Магической Зачистки позеленел, как от морской болезни, с трудом распахнул веки и повёл глазами.
- Унёс. Взял и унёс. Найду - крылья оборву. Летун, понимаете... Унёс... Унёс Весну... ваш шуэ...
Сказка шестая Воинственная
Его нежные прикосновенья скользили по щекам, заигрывали со случайно выбившимся локоном, на своё усмотрение укладывали чёрное кольцо волос в ложбинку между плечом и шеей, то сбрасывали на спину, то сдували на губы. Она боялась пошевелиться и настойчиво объясняла собственную нерешительность нежеланием видеть его лица. А ещё больше она боялась признаться - даже в мыслях!
В какое-то мгновение перестав ощущать его рядом, Весна нехотя вынырнула из объятий безучастности и открыла глаза.
Во имя стихий, не могло же ей это пригрезиться! Если это шуточки Хтара, то он... хм, он стал шутником, понимаете! Ха-ха, наконец-то пошли Коту В Сапогах под хвост пресловутые сказочные законы. Господин Сказочник будет горевать. Значит, стоит предложить ему отдых от дел справедливых в некоем неземном рае, скромно прозываемом Гостиницей. М-да, в таком случае придётся продумать, как бы случайно не устроилась встреча профессора Франа с профессором Справедливость. Вместе эти старички, чего доброго, из чистого эксперимента поменяют Гостиницу со Сказочным миром местами! Впрочем, в таком случае Весна автоматически станет Хозяйкой Мира. Заманчиво? Да пропади оно пропадом, - не особенно!
- Бр-р-р-р, - Весна помотала головой, разгоняя наваждение, и подняла мутные
глаза.
Ей хватало того "сказочного мира", хозяйкой которого она поневоле сейчас являлась. Сколько себя помнила, Весна никогда не испытывала нежной привязанности к красотам девственной природы, пусть даже раскрашенной под дикий сад. Отсюда бесконечные конфликты с Золушкой-Землёй.
Огонь в зародыше своём, ещё хрупкой искоркой, не бывает замечен в дружелюбии. Весна от соратника не отставала. В юношестве после приобщения к Стихиям часто случалось приблизительно следующее: Золушка холила и лелеяла, Весна испепеляла, Морган тушил, а Белоснежка плакала навзрыд, переусердствовав в желании помочь. Потому что будущая королевна, набрав воздуха для длинной
113
тирады, задыхалась от внезапно налетавшего ветра; Огонь от соприкосновения с Воздухом расцветал ярким маковым цветом; а подманенную Морганом дождевую тучу относило от эпицентра возгорания (и считалось за благо еще, если в какой-нибудь пересыхающий садик, а не в чей-то благоухающий дом).
Потому Весна без всякого почтения дёрнула, точно нерадивого Буратино за ухо, за стебель колокольчика, навязчиво зудевшего над ухом, и приподнялась в своей цветочной колыбели.
Он сидел чуть сбоку, прижав колени в груди и зябко обхватив их руками. Его нечёткий силуэт серебрился утренней росой, в которую, словно в сотни зеркал, любовалось солнце спросонья.