Гостиница «Сигма» [Сборник]

— «Голыми руками»! — усмехнулся начальник «Сигмы», маститый ученый. — Они вооружились чем только можно, использовали все подручные средства, включая сюда толстые ветви и стволы деревьев из оранжереи.

— Нам нужны еще сутки, чтобы получить препарат, — сказал председатель комитета. — Когда орионцы хотят приступать к штурму?

— Да сейчас, немедленно.

— Почему не сообщили раньше? — нахмурился председатель.

— Они разбили электронную систему оповещения…

— Выхода нет, — сказал председатель комитета. — Придется их усыпить. Дайте команду — какое они там имя придумали? — Семиглазу, чтобы…

— Семиглаз разбит.

— Тогда аварийной системе: пусть наполнит все комнаты корпуса усыпляющим газом.

— Орионцы собрались в центральном зале, — сказал начальник «Сигмы», — потому задача упрощается. Там под полом имеются наготове облака наркотического газа.

— Действуйте, — сказал председатель комитета. — Завтра мы приступим к лечению орионцев.

— Какие мужественные люди! — сказал начальник «Сигмы». — Они готовы предпочесть смерть неизвестности.

— Мы сделали для них все, что в наших силах… — заметил кто-то.

— Мы должны сделать для орионцев больше чем все, — резко ответил председатель комитета.

ЭПИЛОГ

Это место укромное знали не все.
Пляж пустынный. Песок золотой…
Гений случая свел нас на рыжей косе.
Помнишь? Гравий. Маслины. Прибой.
Над зеленою зыбью закат догорал.
И до звука, всю встречу с тобой
На магнитную ленту свою записал
Жадный, вспененный, легкий прибой.
Здесь записаны тайны людские. Их тьмы!
И наступит стотысячный год.
И парнишка курчавый, влюбленный, как мы,
Нашу древнюю повесть прочтет.
Он пройдет по тропинке у шпатовых скал:
Вправду ль мы здесь бродили с тобой
Или просто об этом ему нашептал
Неуемный звенящий прибой?
Мы здесь были, прошли этот берег ночной,
Мы остались, мы вместе с тобой!
Полирует гранит работяга-прибой,
Вековечный разгул голубой.

Сияющая огнями бухта охватила залив. Свежий запах йода, доносимый морским бризом, смешивался на берегу со смолистым духом туи, с еле уловимым ароматом магнолий.

Любава и Эо шли рядом.

Еле приметная в сумерках тропинка то петляла у скал, то сбегала вниз, к самой ленте беспокойного прибоя.

Скоро начался подъем.

— Ну и денек был! — нарушила паузу Любава. — Я запомню его на всю жизнь. Да и все орионцы, наверно, тоже. Сколько теплоты мы сегодня встретили, сколько участия!.. И солнце нынче было под стать землянам. Оно светило так ласково, так упоительно… Именно таким я и представляла его там, на борту «Ориона». Знаешь, Эо, в полете я повидала много солнц, много чужих звезд. Были среди них и красивее, и жарче нашего, но земное светило всегда будет для людей лучше всех светил во Вселенной.

— Земля, согретая солнцем, — это наша родина…

— А родина у человека может быть только одна, — закончила Любава.

Эо замедлил шаг и подошел к темной скале, которая угрожающе нависла над тропинкой. Постоял с минуту, будто к чему-то прислушиваясь.

Остановилась и Любава.

— А знаешь, — сказал тихо Эо, — скала тоже запомнила нынешний день.

Любава повернула к Эо лицо. Отвечая на безмолвный вопрос, Эо обнял девушку за талию и осторожно подвел к темной массе скалы. Нагретый за день гранит еще источал солнечный жар. Любава тихонько прислонилась щекой к камню.

— Гранит сохраняет тепло, словно память, — пояснил свою мысль Эо.

Любава на минуту прикрыла глаза.

— Там, в Гостинице «Сигма», я мечтала об этой минуте, именно об этой, — произнесла она. — И верила в нее. Быть среди землян… Ощутить, что звездный путь «Ориона» завершен. И прислониться щекой к земному камню, нагретому ласковым солнцем…

Сюда еле доносились голоса и смех. Далеко позади и внизу остался дворец, сотканный из воздуха и света. Оттененный тремя горами, он возвышался громадным сверкающим кристаллом. Там гремел еще традиционный праздник, посвященный избавлению орионцев от смертельной опасности, возвращению их в единую семью землян.

Любава вновь остановилась, заглядевшись сверху на море.

— Маяк пульсирует, словно сердце, — сказала она.

— Пойдем, — произнес Эо и взял Любаву за руку. — Нам с тобой идти еще далеко…

Влажный гравий давно уже сменился каменистой крымской почвой. Тропинка сделала еще один поворот, и вверху среди звезд прорезалась одинокая скала.

— Чертов палец? — спросила Любава.

— Угадала, — сказал Эо.

Девушка улыбнулась, блеснув в темноте зубами.