Гостомысл

— Я не изменял ему, — сказал Девятко и заметил, как в глазах дана мелькнуло удивление.

— Ты шпион? — быстро спросил Харальд.

— Ну что вы, — князь Буревой был ранен отравленной стрелой во время вашего нападения на Корелу и умер. А молодому князю я не захотел служить. От него ушла почти вся старая дружина, — поторопился объяснить Девятко.

— Князь Бурвольд умер? Князем стал его малолетний сын? — воскликнул пораженный известием конунг и бросил возмущенный взгляд на Харальда. — Харальд, почему мы до сих пор этого не знали?

Харальд зло уставился на Девятко.

— Почему ты не сказал этого при первой встрече?

Девятко опустил глаза и проговорил:

— Я хотел сказать тебе воевода, но только ты не захотел со мной говорить.

Харальд зло засопел.

— Ладно, — сказал Готлиб, — и сколько сил осталось у молодого князя?

— Гостомысл его кличут, — подсказал Девятко.

— Неважно, как его зовут, — перебил его конунг. — Сколько у него сил?

— А сил у него немного — сотня молодой дружины, да полсотни старых воинов. Но молодая дружина это не сила, там одни сопляки неопытные, — сказал Девятко.

Готлиб и Харальд многозначительно переглянулись.

— Жаль, что мы этого не знали раньше, — сказал Готлиб.

— Жаль. У нас только опытных воинов под три сотни, — сказал Харальд. — Но у нас нет шпионов в Кореле.

— Надо было завести, — укоризненно сказал Готлиб.

Харальд ничего не ответил. Он обратился к Девятко:

— Ты знаешь планы молодого князя?

— Молодой князь мне не доверял, — сказал Девятко, и на лицах данов появилось разочарование.

Но Девятко продолжил:

— Слышал я, что он собирал князей окрестных племен и просил у них помощи, чтобы воевать с вами. Из-за этого ему пришлось даже жениться на дочери карельского князя.

Конунг встревожился.

— И когда они собираются идти на нас? — спросил он.

Девятко поморщил лоб и сказал:

— Я этого не знаю... но я так полагаю: карелы сейчас на охоте, вернутся не раньше, чем снег сойдет. А без карелов у Гостомысл а нет сил идти на вас.

— А южные племена? — спросил Харальд.

— А южным племенам не до вас, весной на них пойдут хазары: они, наверно, уже знают, что князь Буревой умер, и потому не упустят удобный момент, — сказал Девятко.

— Это все, что ты знаешь? — спросил Готлиб.

— Все, — сказал Девятко. По его расчетам сейчас должны были перейти к обсуждению главному — к предложению вступить в войско данов.

— Тогда можешь идти домой! — сказал Готлиб и занялся рыбой.

— Она уже начала остывать, — сказал Готлиб.

— А?.. — начал было Девятко.

— Что — «а»? — недовольно спросил Харальд.

— Я думал, что вы предложите вступить мне в вашу дружину, — сказал Девятко.

Готлиб быстро метнул недоеденный кусок рыбы в Девятко, — тот едва увернулся, и рыба размазалась по бревенчатой стене, оставив жирное пятно, — и захохотал.

— Варвар, проваливай-ка скорее домой и сиди тихо! — вполголоса посоветовал Харальд.

Девятко был разочарован, — теперь он понял, что данам он нужен был только как источник информации и они и в мыслях не держали предложить ему вступить в дружину.

Раздосадованный Девятко попятился к двери.

Готлиб поперхнулся и прорычал:

— Проклятый дикарь, думает, что мы в свою дружину берем все отбросы...

Что дальше сказал конунг, Девятко не слышал, так как выскочил за дверь. Однако догадаться о смысле его слов было несложно.

Глава 92

День закончился. В спальне князя на столе тускло горела свеча. На столе рядом со свечой лежала открытая книга. Шевеля губами, Гоетомысл пытался вникнуть в смысл написанного.

Ратиша развалился на покрытой мохнатой шкурой лавке у стены и лениво следил глазами за князем. По беспокойным огонькам в глазах было заметно, что ему хочется заговорить, но он опасается мешать князю.

Наконец Гоетомысл оторвался от текста и осторожно перевернул страницу. Ратиша счел это за сигнал к действию.

— Князь, — заговорил он, — что за чудную книгу ты читаешь? Я думал, что это греческая книга, да не видел я таких книг раньше.

Гоетомысл повернул голову и сказал:

— Ратиша, это не греческая книга.

— А какая же? — приподнялся на руке Ратиша.

— Понимаешь, это очень древняя книга, — с задумчивой грустью в глазах начал пояснять Гоетомысл, — настолько древняя, что ее написали еще до рождения прадеда моего Волхова. Она рассказывает о начале времен, когда наше племя только пришло в эти места.

— Я читал об этом в греческих книгах, — они пишут, что наше племя пришло в эти места с юга, — обрадовался разговору Ратиша.

Гоетомысл покачал головой и проговорил: