Государь

Красивая, но куда важнее — смирная и спокойная ахалтекинка по имени Льдинка переступила точеными ногами, без труда неся на себе зарумянившуюся от удовольствия хозяйку. Следом опустевшим помостом воспользовалась личная ученица государя, которой подвели игривую вороную кобылку: ну и наконец, сам молодой властитель легко запрыгнул с земли в седло своего венгерского жеребца — подав пример свите и дворцовым стражам. Блистающая праздничными нарядами и полированными доспехами кавалькальда медленно двинулась из Большого дворца, разом заполнив одну из улиц стольного града: и надо сказать, что вид двух красивых наездниц притягивал внимание немногим меньше, нежели сам повелитель в своем огненно-алом великокняжеском корзне. Не приходилось сомневаться, что в этот день патриархальные устои Литвы получили очередной незаметный, но довольно сильный удар: если уж верховая езда дозволена самой сестре государя, то вполне можно и другим смелым панночкам… Доля общего внимания доставалась и девицам из свиты Евдокии, которые напряженно трудились ради этого дня: каждой из них пошили три платья по их же собственным рисункам, и девушки были полны решимости выиграть необъявленное, но довольно свирепое соревнование, наградой в котором было простое колечко из темного янтаря. Все из себя невзрачное и хрупкое, но с выточенной по внутреннему ободку молитовкой — а по внешней поверхности с вязью из имени-отчества целительницы царских кровей. Редкостная по нынешним временам вещица, за которую иные хворобые были готовы платить монетами по весу — причем не колечка, а того, кто им по праву владел.

— Сколько народу набилось…

Подъезжая к турнирному городку, Дуня достаточно освоилась в седле для того, чтобы начать рассматривать окружающие ее виды: и хотя из-за двух живых стен из воинов Черной тысячи многое ускользало, но оставшегося было вполне довольно, чтобы потешить девичье любопытство и любознательность. Девушка не раз читала про древнеримский Колизей, и находила устроенную близ Вильно арену во многом похожей на место развлечения и досуга древних квиритов: разве что в Вечном городе все было устроенно из тесанного камня и кирпича, а в Литве использовали необработанные булыжники, известь и много крепкого дерева. Получилось не так величественно, как в Риме, но тоже неплохо: ряды скамей были заполнены зеваками сразу нескольких сословий, причем в некоторых местах большинство составляла отнюдь не шляхта. Дело было в том, что все места для зрителей были платными, и чем ближе они находились к великокняжеской ложе, тем больше монет требовалось отвалить одному из скарбников, продающих раскрашенные бирки с номерами — которые были выжжены прямо на строганых плахах сидений. И посему, помимо богатых магнатов и титулованного ясновельможного панства, лучшие места достались и крупным негоциантам — гордым не предками, но толстою мошной.

— Немало, да. Но знала бы ты, какая драчка идет за места на Осеннем балу! Меня уже несколько раз просили дозволить поединок чести.

— Да? И… Что?

— Да ничего. Сами же не захотели утвердить Дуэльный кодекс на нынешнем Сейме: раз попросили время до следующего собрания, так и пусть терпят. А до того времени за любое бряцанье саблями — милости просим на каменоломни, или платить откуп. Подскарбий Волович на меня скоро молиться начнет…

Прыснув от смеха, синеглазая красавица в рубиновом венце тут же вернула себе прежний величественный вид — начав разглядывать торговцев-лоточников, что вольно разгуливали в проходах меж зрительскими рядами. Будучи причастной к организации воинских игр, Дуня знала, что с позволения и прямого указания брата главный казначей Литвы продал трем крупным купцам право на торговлю во время турнира. Помимо того, организовал прием ставок на результат отдельных боев-состязаний, гарантировав честные выплаты: ну а для пресечения различных кривотолков и домыслов, великокняжеские глашатаи три дня подряд орали на всех площадях про то, что одна часть собранных монет пойдет на награды победителям. Другую часть передадут в обитель святой Анастасии: на устройство сиротских приютов, лечебниц и прочие богоугодные дела. Идея участвовать закладных спорах во благо сирых и убогих, для шляхты была непривычной, но явного отвращения не вызывала — даже наоборот, как-то воодушевляла…

— А что там за история с тем польским паном? Салтыков несет какую-то ерунду о том, что ты принял вызов этого наглеца?

Сняв с седел сначала сестру, а затем и ученицу, Димитрий позволил им довести себя до задрапированного отрезом парчи креслица и милостиво махнул взревевшей при виде любимого повелителя арене. Позади в строгом порядке рассаживались его ближники и самые важные чины Пан-Рады, меж рядов бегали лоточники, опустошая запасы снеди и напитков; а у четырех будок со скарбниками, принимающими ставки, началась откровенная толчея.