Государь

Следовательно, чтобы сохранить свою свободу при всеобщей испорченности, Риму нужно было постепенно выработать новые порядки так же, как один за другим создавались новые законы; ведь для дурных подданных пригодны одни обычаи и установления, а для благонравных – другие, и между формой и материей должно быть соответствие. Однако ввести новые порядки можно либо только разом, если обнаружилось, что прежние устарели, либо по частям, когда большинство еще не понимает этой нужды; а ведь и то и другое маловероятно. Для постепенного обновления потребен разумный человек, который распознает упадок старого заблаговременно, в самом зародыше. На таких людей городу может и не повезти, а если они и отыщутся, то навряд ли смогут убедить других в своей правоте. Ведь люди не желают менять своих привычек, особенно пока беда не предстала перед ними воочию, а только кем-то предсказана. Если же обновлять государственный строй разом, когда каждому ясна негодность старого, то зло уже так укоренилось, что его трудно исправить; для этого недостаточно законных путей, которые только принесут вред; необходимо прибегнуть к чрезвычайным мерам, насилию и оружию, и прежде всего стать государем этого города, дабы править по своему усмотрению. Но так как возродить республику к политической жизни может только хороший человек, а стать ее государем путем насилия может только дурной человек, то в высшей степени редко случается, чтобы хороший человек захотел прийти к власти дурным путем, хотя бы и ради благой цели, и злодей, став государем, начал творить добрые дела – ему никогда не взбредет на ум употребить во благо власть, дурно приобретенную.

Вышесказанное подтверждает трудность и даже невозможность сохранить либо учредить заново республику в испорченном городе. Но если кто-то все же поставит перед собой такую задачу, он должен придать ей устройство, приближающееся скорее к царскому, нежели к народному правлению, чтобы людей дерзких и не подчиняющихся законам мог останавливать глава государства своей почти царской властью. Исправить же их другим путем вовсе невозможно, это потребовало бы неслыханной жестокости: я уже говорил, как в таком случае поступил Клеомен; если он, чтобы остаться одному, истребил эфоров, а Ромул с этой же целью умертвил своего брата и Тита Тация Сабина (но оба воспользовались своей властью на благо), то следует помнить, что и тот и другой не имели дела со столь развращенными подданными, как те, о которых говорилось в этой главе, поэтому они сумели воплотить в жизнь свои предначертания.

Глава XIX

Слабый государь может удержаться после выдающегося, но после другого слабого ему невозможно будет сохранить власть

Принимая во внимание доблесть и образ действий трех первых римских царей: Ромула, Нумы и Тулла, следует заключить, что Риму выпала превеликая удача, ибо первый царь был свирепым и воинственным, второй – смиренным и набожным, а третий нравом походил на Ромула и больше любил войны, а не мир. Риму при самом его основании был необходим учредитель гражданского общежития, но все другие цари должны были уподобляться своей доблестью Ромулу, иначе в город проник бы дух изнеженности, и он стал бы добычей своих соседей. И можно отметить, что преемник первого царя, обладающий меньшей доблестью, чем тот, может удержать власть благодаря последнему и воспользоваться плодами его трудов, но если правление слабого царя слишком затянется или его наследник не сможет своей доблестью уподобиться первому правителю, этому царству угрожает крах. Напротив, если два доблестных государя следуют друг за другом, то они часто вершат великие подвиги и их слава превозносится до небес.

Давид, без сомнения, отличался великим военным талантом, ученостью и умом; доблесть позволила ему одолеть и разгромить всех соседей и оставить своему сыну Соломону умиротворенное царство, для управления которым тому было достаточно мирных, а не военных навыков, так что он счастливо наслаждался достоянием своего доблестного отца. Но Соломон уже не смог передать его своему сыну Ровоаму, который не обладал ни доблестью деда, ни удачливостью отца и едва сохранил за собой шестую часть владений. Турецкий султан Баязет, отдававший предпочтение миру перед войной, пожинал плоды трудов своего отца Мехмеда, разбившего, подобно Давиду, своих соседей и оставившего сыну незыблемый трон, который легко было удерживать мирными средствами. Но если бы его сын Селим, ныне царствующий, походил на отца, а не на деда, то его власти пришел бы конец; правда, его деяния, видимо, превзойдут дедову славу. Я привожу эти примеры, чтобы показать, что после выдающегося государя может удержаться слабый, но после другого слабого ему это не удастся, если только он не найдет опору в существующих издревле обычаях, как во Франции; слабы же те государи, которые не уделяют должного внимания войне.