Государь

Само собой, все отличившиеся получили награды. Богуславу, предотвратившему бегство Никифора Фоки, достались шитый золотой и серебряной канителью плащ и драгоценная чаша с гравировкой на темы Святого Писания… полная до краев номисмами новой чеканки. Номисмы эти были чуток полегче, чем монеты предшественников императора Никифора Фоки, но в данном случае это не имело значения – их и в чашу поместилось больше.

Плененные мятежники тоже были «достойно вознаграждены».

Слепого Никифора заковали в кандалы, патрикия Калокира Дельфина посадили на кол, сложив у ног головы его офицеров: друнгариев, комитов, кентархов… Впрочем, надетый на кол патрикий вряд ли мог адекватно воспринимать происходящее, так как безостановочно кричал от нестерпимой боли.

«Лучше бы ему пасть в бою», – подумал Богуслав.

Жестокость Василия по отношению к сдавшемуся врагу была сыну воеводы Серегея отвратительна.

Зато император пощадил жителей Хрисополя.

И тех воинов мятежных тагм[47], которые присягнули ему на верность.

Присягнули все, кто не сумел удрать. Уж слишком неприятна была альтернатива.

Глава 10 Константинополь. Святая София

На сей раз великий князь Владимир въезжал в Константинополь не сомнительным союзником-варваром, а триумфатором. С вооруженной свитой из двухсот гридней, с императорскими глашатаями, которые то и дело вопили по-ромейски: вот едет, дескать, грозный архонт русов, полководец Богопочитаемого Василия Второго, Автократора, победителя Фоки.

Причем ни слова вранья. Разве не является император источником всех побед своих военачальников? Разве не был некий Фока пленен, закован и препровожден в темницу? А то, что это не Варда, а всего лишь его слепой родич Никифор, – это мелочи.

Владимир направлялся на ипподром, где в честь недавней победы император объявил открытие внеочередного праздника.

Чернь, само собой, ликовала. Хлеба и зрелищ! Вот ее главные желания. Зрелища обещаны, цены на хлеб упали вдвое. Великого князя приветствовали пылко и искренне.

На площади Августеон Владимир придержал коня.

Духарев, ехавший рядом, вопросительно взглянул на великого князя.

– Дом твоего бога, – Владимир задумчиво взирал на главный храм империи. – Скажи, это настоящее золото – на его кровле?

Храм Святой Софии был возведен в типичной для Византии манере – крестом. Главный купол, венчавший основательное, широко раскинувшееся храмовое строение, сиял драгоценнейшим из металлов.

– Думаю, да, – ответил Сергей.

– Любят ромеи своего бога, – заявил Владимир. – Ничего для него не жалеют. Видно, он и впрямь силен.

– Не хочешь войти внутрь?

Сказать по правде, внешний вид Святой Софии Духарева никогда не приводил в восторг. Снаружи храм казался громоздким, тяжеловесным…

Тем сильнее был контраст, когда ты оказывался внутри.

– Что ж, войдем, – согласился Владимир и движением колен направил коня к ступеням храма.

Народу у Святой Софии было немного. Почти все константинопольские бездельники сосредоточились на противоположной стороне площади – у ипподрома.

Князь спешился, жестом велел гриди оставаться снаружи и взбежал по лестнице, проигнорировав потянувшихся к нему попрошаек.

Духарев поднялся далеко не так проворно, по пути бросив побирушкам горсть медяшек, припасенную именно на такой случай, сдернул с головы шлем…

Когда Духарев оказался в притворе, Владимир уже вошел в центральный корабль[48]храма.

Вошел и замер.

Создатели Святой Софии были величайшими зодчими. Верно, творили по Божьему Замыслу. Ничем иным невозможно было объяснить это чудо: потрясающий, грандиозный купол, парящий на огромной высоте. Создавалось полное ощущение, что многочисленные колонны, поднимавшиеся вверх двумя ярусами, не поддерживают наполненный светом купол, а удерживают его, не давая взлететь. Ощущение это еще более усиливалось великолепными арками, наводящими на мысль о вздуваемых ветром парусах.

Каждый раз, входя в этот храм, Духарев испытывал чудесное воодушевление. Словно он вступал не внутрь здания, а наоборот, из мира очерченных пределов оказывался в ином, чистом, прозрачном, бесконечном. Казалось совершенно невероятным, что внутри пусть и немаленького храма таится такое воистину бесконечное пространство.

– Этот дом Бога совсем не похож на те, что строила моя бабка Ольга, – негромко проговорил Владимир. Он запрокинул голову, разглядывая будто парящий в небесной высоте… И пошатнулся.

Духарев едва успел поддержать его:

– Княже!

Мелькнула паническая мысль: «Отравили!»

– Воевода… – Голос великого князя был еле слышен, зато пальцы впились железной хваткой сомкнулись на предплечье Духарева. – Ты видишь это?

– Что? – не на шутку встревожился Сергей.

– Небеса…

Духарев вновь глянул на великолепный купол Святой Софии, пронизанный светом, проникавшим сквозь бесчисленные окна.

– Небо? – Сергею было трудно сосредоточиться на красоте собора. «Неужели яд? Но зачем? Ведь Варда еще не разбит?»

– Небеса! – Голос Владимира обрел твердость. – Ирий! Ты видишь его?

Духарев молчал, в замешательстве, не зная, что сказать…

Стальные клещи разжались, освободив руку Сергея.