Государь Иван Третий

Обида вспыхнула в груди кардинала. «Как же так? – думал Виссарион. – Я, знаток двух религий, признавший католичество, остался не у дел. Что меня ждет? Как на меня посмотрит новый папа? Почему за меня было подано всего пять голосов? Нет! Эти итальянцы не думают о вере. Они больше думают о себе! Конечно, я для них пришелец. Но что знают они – и что знаю я! Что же мне делать? Ведь Сикст может отослать меня с глаз подальше, в какую-нибудь забытую богом местность».

Он поднялся и заходил взад-вперед. Внезапно на память ему пришла Софья. «Бедная девчонка, – подумал он, – наверное, сорвется задумка, так умно придуманная Збигневом. Не видать ей не только Франции, но и заснеженной Руссии. Жаль, конечно, не Софью, а то дело, какое погибнет. Да… Но к папе без вызова я не пойду», – решил он. И стал ждать, когда его позовут.

И вот, когда он перестал ждать, его неожиданно позвали. Монах, пришедший за ним, провел его в «райскую» комнату. Так меж собой кардиналы называли потайной кабинет папы. Это говорило о том, что его положение не так печально. Монах открыл дверь, и Виссарион, остановившись на пороге, произнес:

– Разрешите, ваше святейшество!

Папа, сидя за столом, что-то сосредоточенно писал. И вместо ответа пером указал на кресло, стоявшее у стола. Мимоходом Виссарион окинул взглядом комнату. Тут, насколько он помнил, ничего не изменилось.

Кардинал сел и вопросительно посмотрел на Сикста. Не то тот почувствовал взгляд Виссариона, не то закончил писать, но, отложив перо, папа еще раз взглянул на рукопись и, отложив ее, повернулся к кардиналу.

– Давно, мой брат Виссарион, я хотел с вами встретиться. Да пока разные мелкие дела, требующие срочного решения, мешали мне это сделать. Мне известно, что вы с Павлом затевали какое-то очень серьезное дело. Не могли бы вы, брат мой, со мной этим поделиться?

Виссарион сел поудобнее, почувствовав к себе расположение нового папы, и начал:

– Не хочу, ваше святейшество, напоминать вам о том времени, в котором мы живем, и о тех событиях, которые происходят вокруг нас. Но скажу о главном. Как мы считали, – он решил все же вспомнить заслуги ушедшего папы, – Восток – турки, или османы, как теперь их зовут, представляют для Европы смертельную опасность. – Произнеся эти слова, Виссарион замолчал.

Серые глаза папы внимательно смотрели на кардинала. Его облик говорил о нем как о человеке думающем и начитанном. Увидев, что Виссарион ждет ответа, он кивнул головой. Это означало, что он согласен со словами Виссариона и поддерживает его. И тот продолжил:

– Поэтому по предложению папы Павла был продуман план борьбы с этим надвигающимся злом. Ключевой фигурой в нем была племянница императора бывшей Византийской империи Софья Палеолог. Ей отводилась роль жены великого князя Руссии…

– А почему вы выбрали столь далекое государство? – спросил папа, поправляя на груди крест.

– Да потому, что в Европе, кроме него, некому по-настоящему постоять за нашу веру. Польша с Литвой слеплены, но не объединены. Литва спит и видит вернуть себе самостоятельность, Германия…

Папа, слушая, постоянно покачивал головой.

– Поэтому, ваше преосвященство, мы и остановились на Руссии.

Папа повернул голову к окну. Виссарион понял, что он обдумывает услышанное. Наконец он спросил:

– А вы уверены, что она поедет туда?

Виссарион потихоньку рассмеялся.

– А для того, чтобы она поехала, мы…

– Так вы думаете, что Иван, русский царь, подпишет нашу унию?

Виссарион только улыбнулся:

– А куда ему деваться от такой красавицы жены?

– Да, если нам удастся склонить этого северного варвара на нашу сторону, это будет большая помощь и поддержка нашей вере.

Папа встал, одернул рясу. Ноги его затекли. И он даже немного поприседал. Вернувшись в кресло, он промолвил:

– Ну что ж, Бог вам в помощь. Действуйте!

А на следующий день папа издал указ, по которому Виссарион вновь становился правой рукой понфитика. Узнав об этом, довольный Виссарион заспешил к Палеологам.

Глава 5

В Пскове у посадника собрались бояре, знатные купцы, выборные старшины от кузнецов, горшечников, плотников. Он зачитал им письмо князя Ивана Васильевича, в котором было сказано: «Если Великий Новгород не добьет мне челом о моих старинах, то вотчина моя Псков послужил бы мне, великому князю, на Великий Новгород…» Закончив читку, посадник отложил письмо на край стола. Но, подумав, подтянул его поближе к себе.

– Ну, что скажете, люди добрые?

Многие закряхтели. Один из бояр, поднявшись, промолвил:

– Нам идтить на Великий не с руки. Москва вона где, а Новгород – рукой подать!

– С Москвой нам ссориться нельзя, – заметил купец, сидевший на самом краю скамьи.

Говоривший боярин опять, ни на кого не глядя, молвил:

– Тем, конечно, барыш свой дороже, чем кровь людская.

– При чем здесь барыш? – взъерепенился купец. – Кто мы? Аль забыл, боярин, Псков – чья вотчина?

– Забыл! Много мы от этого имеем?

Поднялся гул. Кто был за Ивана Васильевича, кто за Великий Новгород. Посаднику пришлось громыхнуть по столу кулаком, чтобы успокоить собравшихся. Когда те затихли, он сказал: