Государь (СИ)

Князь тоже не хотел. Посему, еще немножко поразвлекавшись за счет подданных, синеглазый мужчина огласил с высоты трона свое решение:

— Послать в Ярославль сыскных дознавателей и дьяков приказа Большой казны. Коли написанное в челобитной подтвердится, то Андрейку Хованского заковать в кандалы, и в Москву на правеж. А коли невиновен, тогда всех доносчиков на рудник!

Колокола на звоницах вновь подали голоса, и Великий князь, поймав взгляд главного думца Бельского, коротко ему кивнул.

Дум-дум-дум!

Отстучав положенное число, дальний родственник царя громко, но в то же время важно огласил формулу завершения:

— Великий государь решил, и Дума Боярская о том приговорила!!!

Резко встав и подхватив любимый посох, Иоанн Васильевич покинул палаты, оставляя за спиной разом заговоривших меж собой бояр и окольничих. Чем дальше он шел по переходам, тем больше сгибались его плечи под невидимой, но ой как хорошо ощущаемой тяжестью. Любой государь должен быть аки лев рыкающий, на страх врагам и спокойствие подданным! А что у сорокалетнего льва душа за сыновей болит так, что кусок хлеба в горло не лезет — кто это видит, кто знает? Никто. И потому гнулись его плечи под невидимой ношей, а ноги словно сами собой несли уставшего властителя к белокаменным стенам Успенского собора — своды которого обещали пусть и недолгий, но покой его измученному разуму. И он бы наверняка дошел… Если бы на крыльцо собора навстречу ему не вылетел младшенький сынок Федор, мимоходом сбивший с ног грузного дворянина-богомольца — да так, что тот отлетел на добрую сажень и грянулся оземь всем телом! Проскользнув живой молнией мимо родителя и прочих богомольцев, царевич всего за пару вздохов скрылся из вида в Теремном дворце.

— О-ох! Уби-или!..

Поглядев сначала на охающего служивого, приходящего в себя от столкновения с юным царевичем, а затем на сопровождающих его рынд, удивленно-настороженно таращившихся по сторонам, царь вдруг рвано вздохнул. Затем мертвенно побледнел, перекрестился и скорым шагом отправился вслед за Федькой, шепча:

— Нет! Не забирай, прошу…

Окружающий мир в глазах странно сузился и посерел: подклет, первый поверх, второй — все это сливалось в одну монотонную ленту перед спешащим Великим князем. Грохнув массивной дверью, он ворвался в Кабинет сына, и в висках у него билось лишь немое: «нет-нет-нет-нет»…

— Кха-аа!?! Пхи-ить…

Словно налетев на стену, Иоанн Васильевич резко остановился и окаменел, взирая на среднего сына, что слабо шевелился на своем ложе и глядел по сторонам.

— Пить? Ваня, ты хочешь пить?!?

В глазах царевича стояла сплошная сонная муть и непонимание, но голос младшего брата он все же уловил, согласно мотнув недавно обритой головой — и разом покрывшись испариной от такого непомерного усилия. Где-то в отдалении забубнили голоса, требуя допустить до Великого государя — но сам он уже ничего не слышал, присев на колено перед сыном и ласково гладя его по голове.

— Ванька… Ванечка!

— Тх? Тхя-тя…

— Слышишь меня, сынок? Понимаешь?

— Дх-аа!!!

Забрав из рук челядинки Хорошавы плошку с травяным взваром, отец самолично поднес ее к жаждущим губам и бережно придержал ладонью исхудавшее тело сына, что наконец-то пришел в себя и все осмысленннее лупал глазами.

— Хватит пока!

Бесцеремонно выдрав из царской десницы недопитый отвар, целительница Дивеева торопливо пояснила, накрыв ладошкой правую сторону груди своего пациента:

— Много питья покамест нельзя, иначе худо будет.

Вдруг дернувшись, словно от попадания стрелы меж лопаток, девушка медленно распрямилась и уставилась на своего наставника и господина, словно разглядывая что-то незримое вокруг него. Хотя — почему же словно? Иоанн Васильевич уже не раз видел такой вот «стеклянный» взгляд, и примерно представлял…

— Бу-бух!!!

Опять грохнула дверь в Кабинет (как бы не сильнее, чем после появления царственного родителя), и в палаты влетела растрепанная и простоволосая царевна Евдокия: увидев пришедшего в себя братца, засветилась изнутри радостью и сделала несколько шагов к его ложу:

— Ванечка, ну наконец-то ты!..

И осеклась, по примеру целительницы замерев на месте и уткнувшись пустым взглядом на самого старшего из своих братьев.

— Узор… Смотрите, его Узор!!!

Заклекотав горлом, требовательно задергал руку отца только-только пришедший в себя царевич Иван, прося устроить его так, чтобы все видеть. Приподняв слабого словно младень сына, и прижав его к себе, царь дотянулся до замершего истуканом Федьки и ухватился за его кафтан, подтягивая поближе.

— Что с Митькой? Говори, не молчи!..

— Тятя, я… У него Узор словно переливается?.. Я такого никогда не видел…

— Тьфу ты! Да ты толком объяснить можешь? Федька!?!