Озеро состояло из нескольких курпаг. От сосен начиналась первая из них – круглая и мелководная, заросшая у берегов осокой и хвощом. Вторая была самой глубокой, с темной, не просвечиваемой водой. В ней жили крупные зубастые щуки, язи и караси. За второй курпагой, чуть подальше, озеро поворачивало влево. Дальше шла полоса воды – протока. Она вела к самой большой и длинной курпаге озера, его первой половине. Курпага эта почти сплошь заросла зелеными кувшинками. Сюда из глубины второй курпаги приплывала на кормежку рыба. Небольшая перемычка, заросшая кустами ивняка и ольшаником, с полувысохшей летом канавой, в которой жили лягушки, отделяла первую часть озера от второй. Она заболачивалась, зарастала осокой и другими болотными травами. Весной канаву захлестывало талой водой, паводком. Летом же только в нескольких местах можно было увидеть зеркальце открытой воды.
Весна на озере для меня начиналась в апреле, когда на безлистных вербах, подступавших к самому берегу, появлялись желтые барашки, от которых веяло душистым, сладостным ароматом меда. В ту пору особенно будоражил чистый, по-весеннему прозрачный воздух с нежным ароматом тронувшихся в рост почек, смолистым запахом хвои, озона, талой воды-снеговицы.
Сами собой возникали в памяти строки стихотворения Вероники Тушновой:
А откуда название «апрель»? Оказывается, по латыни он означает «все открывается». И разве не так?
Вскрываются реки, оживает лес, сходит снег с полей и лугов, зацветают подснежники, начинается весенний сев, просыпаются медведи-топтыги, барсуки и ежи.
С весны-водополицы озеро становилось особенно привлекательным. Проходила неделя-другая после зацветания вербы, и в поднебесье шли птичьи караваны. Летели гуси и белоснежные лебеди, журавли, длинноклювые кулики и множество других перелетных птиц. Из густых зарослей кустарников лесных рощиц и перелесков, приречных лугов доносились веселые птичьи голоса. Раным-рано, ни свет ни заря, просыпалась маленькая, с оранжевой грудкой, птичка зарянка. Она усаживалась на самую маковку ели, где-нибудь на опушке, и сыпала, и сыпала свои звенящие, «серебристые» песенки. Не умолкала зарянка вечером и пела всех дольше, до темноты, до самой ночи.
Громко и звучно, с росчерком на конце, распевали зяблики. Только перед дождем их песенки становились отрывистыми. Зяблики, как говорят, «рюмили».
Каждое утро включались в веселый птичий концерт варакушки, болотные камышевки, речные сверчки, луговые чеканы, лесные коньки и многие другие птахи. По ночам сонно крякали на озере утки, пиликали кулики, а иногда кричала по-бычьи скрытная птица – выпь. Позднее других пернатых из центральной Африки прилетали кукушки. И как радостно было услышать грустно-задумчивый голос сероватого, похожего на ястребка, длиннохвостого самца: «Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!» А рыжевато-бурая, жуликоватая самка лишь иногда диковато похохатывала и кликала: «Кли, кли, кли»… Но, согласитесь, не будь весной голоса кукушки, и в природе чего-то бы не хватало, что-то бы утратилось, не стало бы той весенней благодати.
А потом, когда (по народному поверью) соловей мог напиться росы с зеленого листика березы, от зари до зари, целую ночь напролет слышались чудесные трели этих замечательных, скромно одетых птах. Знатоки птичьих песен утверждают, что есть у соловья и бисер, и флейта, и россыпь горошка, и лешева дудка. Многие горожане по вечерам приходили на озеро, чтобы послушать пернатых солистов. Однако пели они лишь до Петрова дня.
Каждый погожий майский день начинался с алой зари на небосводе. И когда появлялись первые лучики солнца, они озаряли купола Сретенского собора. С бережка, от сосен, юго-восточная часть города открывалась, как на ладони. Совсем скоро вынырнувшее из-за лесных увалов светило озаряло и сами сосны. И стволы их становились фиолетовыми. Потом солнце забиралось выше и заглядывало в озеро, освещая его водную гладь. Тогда чистая, зеркальная вода отливала голубизной. Озеро густо заросло кувшинками с их зелеными, овальными листьями, похожими на сердечки.
Интересно то, что блестящие листья кувшинок с белыми цветами каждый вечер уходят под воду. Их утаскивают туда длинные, прочные, как шпагат, стебли. А утром, когда солнце обогреет озеро, листья, как ни в чем не бывало, вновь всплывают и раскрывают свои белые с желтыми рыльцами и тычинками цветы. Так устроено это растение – чудесное создание мудрой природы.
Отец мой Николай Александрович, учитель химии и биологии, рассказывал, что кувшинки в старину называли в народе одолень-травой. Она почиталась волшебной и, как утверждалось, имела свойства оберегать людей от разных бед и напасти.