Государева избранница

– Пусть лучше про отборы жалуются, матушка, нежели на смотрины! А ну, прямо в соборе скандал какой учинят? Худородные девки место свое знают, избрание княжны Мстиславской примут со смирением, как должное. А Шуйские, Горчаковы али Волынские наверняка споры затеют, что не там поставили, неверно посмотрели, про сговор обязательно помянут… Оно тебе надобно?

– Ладно, сестра, будь по-твоему, – решилась царская мать, макнула перо в чернильницу и поставила размашистую подпись. – Анастасию в терем великокняжеский уже поселили?

– Крышу перестилают, – ответила инокиня Евникия. – Михаил сказывает, дожди затянулись. Вот ко сроку и не поспели. Но завтра ужо закончат. А твой Миша как? Ждет?

– В беспокойстве сыночек, – тепло улыбнулась монашка. – Про «Куранты» более и не поминает. Иным все помыслы заняты. Боюсь, ныне ночью и спать не сможет. Смотрин все ждет, не терпится ему…

* * *

Михаил и вправду не спал всю ночь в тревожном ожидании. Он волновался перед смотринами ничуть не меньше самих невест. Ведь та девушка, на которую он укажет, станет его женой на всю оставшуюся жизнь! Его половиной, матерью его детей. Той, каковая разделит его любовь навсегда. Навсегда – это очень страшное слово, если на выбор отводится всего несколько малых мгновений. Подойти, посмотреть. С первого взгляда оценить. И выбрать свою судьбу на остаток многих лет.

Поутру государь был сам не свой, отвечал слугам невпопад, а за завтраком Михаилу буквально кусок не лез в горло.

– Да не беспокойся ты так, царь-батюшка, – подливая шипучий квас, утешил его Бориска Морозов. – Человек предполагает, Господь располагает. За тебя уже повитухи да мамки с няньками все сделали, лучших девок царствия собрали. Тебе осталось токмо пальцем наугад в какую-нибудь ткнуть. Ты семгу кушать станешь? Нет? Ну, давай тогда я ее приберу да пескариков хрустящих тебе насыплю.

– Тебе хорошо говорить… – передернул плечами юный правитель. – Ты, вон, сам себе голова! Присмотреться можешь. Поболтать, встретиться. Ласковую да добронравную облюбовать. А мне их токмо на миг малый покажут, и все! А ну, злобные окажутся али скучные? По лицу ведь не угадаешь!

– Они, царь-батюшка, покуда в невестах, так все и ласковые, и добрые, – широко ухмыльнулся кравчий. – Норов истинный токмо после венчания открывается. Так что все мы в этом деле равны. Все в руках Божиих. Ты глаза закрой, покружись да пальцем и ткни. А там как повезет.

– Тебе, Боря, все хи-хи да ха-ха! А мне потом жить.

– Это мне с женою жить, царь-батюшка, у нас одна изба в четыре стенки на двоих. А тебе до женской половины полтора часа ходу. Пока дойдешь, забудешь, как выглядит! Каждый день как заново узнавать станешь…

Но тут дверь в царские покои распахнулась, и кравчий осекся, положил себе на тарелку немного заливного, отпробовал, после чего добавил безопасное кушанье на блюдо государю.

В горницу вошли скромная и тихая матушка Марфа, ее верная спутница инокиня Евникия, следом за ними – дородные и рыжебородые Михаил и Борис Салтыковы, одетые в дорогие ферязи и шубы.

– Как ты сегодня, чадо мое? Здоров ли, Мишенька? – первым делом поинтересовалась монашка.

– Благодарю, матушка, хорошо… – Государь поднялся, обнял пожилую женщину и трижды расцеловал.

– Одевайте его, – повелела слугам инокиня, сама же, перекрестившись, стала объяснять: – Княжна Мстиславская будет стоять третьей, Мишенька. Что справа, что слева, не ошибешься. Собою мила, телом чиста, зубы крепкие, коса толстая, бедра широкие, грудь большая. Для чадородия никаких изъянов. Но пуще всего важно, что она из рода Гедеминовичей исходит! Через нее ваши дети права на трон польско-литовский получат. Да и в русской державе ее родство место высокое имеет. Сие семье нашей зело на пользу пойдет… Ты меня слушаешь?

– Да, матушка, – кивнул царь Михаил Федорович, на котором холопы как раз застегивали крючки ферязи.

– Не перепутай, третья она в первом ряду! Но токмо сразу ей ленту не отдавай. Бо оскорбительно сие для всех прочих выйдет и обиды многие породит. Поперва всех невест до последней обойди. Чуток постой, как бы сомневаясь, к первому ряду вернись, на девиц посмотри, да опосля ленту Анастасии и отдавай.

– Какой Анастасии, какую ленту? – не понял Михаил Федорович, на которого как раз надевали оплечье.

– Княжне Анастасии Мстиславской, – терпеливо объяснила монашка. – А лента… Ты ведь знаешь, что девицы на выданье заплетают в косу одну ленту? А те, которые обручены, носят две? Подарив девице ленту, ты даешь ей знак, что она избрана и может вплетать ее себе в косу. Ты готов?

– Да, матушка, – вместо государя ответил царский холоп, увенчавший голову правителя густо вышитой золотом тафьей.

– Пойдем…

Монахиня вышла из царских покоев первой, и к ней сразу пристроились рынды, выступая по сторонам и чуть впереди. Следом за матушкой двигался сам государь, дальше – все остальные.

Вскоре Михаил Федорович взошел на трон в Золотой палате, а его ближняя свита заняла места по сторонам.