Государева избранница

Обновленная армия, в которой слитные, хорошо обученные драгунские и гусарские полки заменили рыхлое боярское поместное ополчение, а стрельцы поддерживались в ратном строю опытными немецкими рейтарами, – эта новая армия громила врага буквально в каждой схватке, шаг за шагом освобождая истерзанные схизматиками земли. Захватчикам очень быстро пришлось расстаться и со Смоленскими землями, и с малорусскими, и с частью балтийских.

Царица тоже честно исполняла свой долг, и вернувшийся с новой победой муж через некоторое время смог взять на руки новорожденную Анну, а после еще одного победного похода – крепенькую розовощекую Софью. Следом родились Екатерина и Мария, затем Федор и Феодосия.

Здоровье курской красавицы словно бы передавалось ее детям – вопреки обычному, из девяти малышей умерло во младенчестве только двое, остальные же бегали по Теремному дворцу, наполняя его топотом и веселыми голосами, счастьем и радостью.

В шестьдесят пятом году родился царевич Симеон, в шестьдесят шестом – царевич Иван.

Царица рожала много и благополучно, и потому Алексей Михайлович не особо забеспокоился, когда два года спустя она снова попала в руки повитух. Он даже отъехал с детьми и сестрами в Коломенское, дабы не докучать супруге в столь тяжелые дни. Как вдруг… В полдень второго марта в покои государя ввалился изможденный гонец и упал на колени:

– Прости, государь… Твоя жена умирает…

– Как, почему?! – поднял голову Алексей Михайлович, просматривающий в это время разрядные листы. Он даже не сразу понял, о чем идет речь.

– Спеши, государь… Можешь не застать…

– Коня!!! – отшвырнув грамоту, вскочил царь и побежал к дверям.

Уже поздней ночью на загнанном до полусмерти скакуне он влетел в ворота Кремля, спешился у крыльца, забежал по ступеням, затем на половину царицы.

– Ты здесь… – Мария протянула к нему руку, слабо пожала ладонь. – Ты здесь, мой любый. Дождалась…

– Все будет хорошо, лебедушка. Ты поправишься, я тебя не отпущу!

– Ты уже… Не отпустил… – улыбнулась ему Мария. – Спасибо тебе… Алексей… Ты подарил мне счастье.

Она облегченно вздохнула и опустила веки.

Больше Мария Ильинична не просыпалась.

Сердце царицы еще билось до самого рассвета. Однако с первыми лучами света тринадцатого марта тысяча шестьсот шестьдесят девятого года остановилось и оно.

Государь Алексей Михайлович остался в этом мире один.

16 октября 1670 года

Москва, Кремль, Престольная палата

В большом и гулком зале, переливающемся персидским сусальным золотом, находились только два человека. Государь Алексей Михайлович, сидящий за позолоченным столом на золотом троне, в вышитой золотом ферязи и золотой тафье, и дьяк Посольского приказа Артамон Сергеевич Матвеев – стройный, высокий, с острыми чертами лица, с короткой и остроконечной русой бородкой и русыми же кудрями. Он был полной противоположностью крупному и широкоплечему царю всея Руси, носящему окладистую бородку с проседью и успевшему совершенно поседеть, – хотя разница в возрасте у мужчин составляла всего четыре года. Причем именно Артамон Сергеевич был старше.

– Наставление послам русским в Польшу, дабы супротив Оттоманской Порты союз с ляхами держать и басурманам супротив друг друга не помогать… – положил на стол грамоту стройный боярин.

Государь мельком ее посмотрел, подписал.

– Челобитная подданных персидских о переходе в веру православную… – развернул следующий свиток дьяк, зачитал: – «Царю, государю и великому князю Алексею Михайловичю бьют челом Шаховой области арменья Стенка Моисеев, Гришка Матвеев, Сафарко Назаров, Богдашко Салтанов, Бабка Туресов с товарищи сорок человек… Будет пожалуешь великий государь нас иноземщов в церкви божие пускать с протчими християны и исповедывать и причещать в Астрахани и в Казани и ыных твоих великого государя городех и вели государь, чтоб без исповедывания и без причастия не умереть. Царь, государь смилуйся». Обещают о милости сей родичам поведать, и тогда они тоже к нам переезжать станут.

– И? – вопросительно вскинул брови государь.

– Купцы богатые, казне прибыток.

– Шах не обидится?

– Мы же его подданных к себе не зовем! Токмо послабление некое им делаем. А что они там сами удумают, за то с армян и спрос.

– Пусть будет так. Дозволяю… – размашисто начертал поверх челобитной правитель всея Руси.

– Живописец Богдан Салтанов из Оружейной палаты жалуется, что ему за работы художественные не заплатили.

– Почему тебе, а не в палату?

– Подданный персидский, – виновато развел руками дьяк.

– Послать от моего имени в приказ, пусть разберутся, – решил Алексей Михайлович.