– Выполни мою просьбу, Артамон Сергеевич. Узнай осторожно, согласится ли она выйти за меня замуж?
– Замуж?! – не поверил своим ушам боярин Матвеев. – Ты же ее первый раз видишь!
– Первого взгляда достаточно… – то ли улыбнулся, то ли оскалился государь и с силой потер подбородок. – Когда такое случилось со мною в прошлый раз, Артамон Сергеевич, я девицу прямо в церкви схватил и увлек за собою. И четверть века душа в душу с ней прожил. Сейчас, видишь, сперва спрашиваю. Наверное, постарел. Я так понимаю, она мне в дочери годится. Может не захотеть. Но у меня есть одно серьезное преимущество, боярин. Никто, кроме меня, не способен сделать ее царицей. Так что ты все-таки поинтересуйся.
– Воля твоя, государь, – склонил голову дьяк Посольского приказа.
– Не провожай меня, Артамон Сергеевич, – отпустил его властелин всея Руси. – Я хочу подышать свежестью. Что-то мне сегодня жарко.
Алексей Михайлович проснулся до рассвета и залеживаться не стал. Все же – суббота, государю всея Руси надобно показываться народу. Сиречь отстоять заутреню в Успенском соборе, доказывая свое здоровье и благонравие.
Поднявшись, самодержец накинул на плечи халат, вышел в горницу перед опочивальней… и замер, обнаружив вытянувшегося на лавке дьяка Посольского приказа.
– Артамон Сергеевич? – негромко окликнул он нежданного гостя.
– Прости, государь! – вскочил боярин.
– Что ты здесь делаешь?
– Она согласна.
– И ты поэтому ночевал у меня под дверью? – добродушно рассмеялся царь всея Руси.
– Она очень боялась, что ты передумаешь. Пришлось тебя догонять, Алексей Михайлович. Когда Наталье что-то приходит в голову, она превращается в таран. Проще уступить, нежели остановить. А то ведь могла и сама поскакать. Девчонка с характером.
– Но ведь ты, Артамон Сергеевич, обмолвился, что красавица сия есть дочь боярина Нарышкина! При чем здесь ты?
– Она моя воспитанница, государь, – опустив взор, признался дьяк. – С малых лет в нашем доме живет, – он тяжко вздохнул. – Почти как дочь. Уж прости.
Алексей Михайлович немного помолчал. Затем запахнул халат глубже и распорядился:
– Прикажи объявить по Москве, что государь желает провести смотрины невест. И не забудь привести на них свою воспитанницу.
В сияющим золотом зале было тесно от людей – и невероятно тихо. Многие десятки князей, бояр и священников, затаив дыхание, следили, как государь всея Руси, одетый в вышитую золотом мантию, в сверкающем самоцветами оплечье медленно проходит между рядами юных красавиц, держа в руках золотистую шелковую ленту.
Пройдя до самой крайней девицы, стоящей в заднем, четвертом ряду, государь сделал шаг назад, к третьей линии, взял одну из «невест» за руку, в три движения привязал к своей руке желтой ленточкой и вывел вперед:
– Вот ваша новая царица, бояре! – провозгласил он. – Прошу любить и жаловать!
– Как твое имя, раба Божия? – тяжело ступая, подошел к избраннице патриарх Иоасаф, одетый в дорогую зеленую мантию, тяжелую от золотого шитья.
– Наталья, святитель… – смиренно опустила голову девушка. – Дщерь раба Божьего Кирилла из рода Нарышкиных…
– Согласна ли ты стать невестой раба Божьего Алексея?
– Да, святитель…
– Не давала ли ты иных клятв, каковые сему браку могут воспрепятствовать?
– Нет, святитель.
– Не свершала ли ты поступков, способных запятнать благочестивость невесты?
– Нет, отче.
– Даешь ли ты согласие на брак добровольно, по чистой любви, без корысти и всякого принуждения?
– Да, отче.
– В таком случае властию, данной мне Господом нашим Иисусом Христом, нарекаю вас женихом и невестой!
Спустя семь дней, двадцать второго января тысяча шестьсот семьдесят первого года, после свершения таинства венчания, стоя у алтаря Успенского собора, государь Алексей Михайлович откинул кисею с лица юной супруги и с полным своим правом крепко поцеловал любимую в горячие сладкие губы.
И никто из кричащих новобрачным здравицы не ведал и не подозревал, что этот поцелуй станет последним настоящим поцелуем в истории русского царства. Что уже сын Алексея Михайловича и Натальи Кирилловны, шестнадцатилетний Петр, будет обвенчан с Евдокией Лопухиной уже вовсе безо всяких чувств, смотрин и желаний – чисто ради сложившейся политической целесообразности.
Россия превращалась в империю, и вместе со звучным званием православного царства растворялась в далеком полулегендарном прошлом сказочная и таинственная эпоха великой любви. Эпоха, когда к брачному венцу и царскому трону мужчин и женщин вели искренние, глубокие чувства, а вовсе не сухой расчет дипломатов и экономистов.
В новом, стремительном и прогрессивном мире любовь становилась скучным и никому не интересным пережитком древности…
Россия XVII века. Опыт исторической реконструкции