Государево дело

– О, как вы отстали от жизни в своей Московии! Это, как бы вам объяснить, такое тайное общество, которое, впрочем, совсем недавно стало явным. Постойте, ведь ваш отец тоже состоял в нем!

– Что?!

– Да. Это всем известно.

– Простите, кузен, но я отказываюсь что-либо понимать. Мой отец состоял в каком-то тайном обществе, причем оно настолько тайное, что об этом все знали. Я ничего не упустил?

– Да, все именно так. Просто это, как говорят французы, секрет Полишинеля. Темному простонародью знать это, разумеется, ни к чему, а люди нашего круга вполне осведомлены.

– Все страньше и страньше… а кто еще состоял или состоит в этом обществе?

– Ваши дяди и покойные кузены, насколько мне известно.

– Tvoju diviziju!

– Что, простите?

– Не обращайте внимания, это такое непереводимое русское выражение.

Просыпаться утром не хотелось совершенно. Как ни крути, а долгая дорога нас вымотала, а потом еще и эффектное появление на съезде плюс два раунда переговоров. В общем, кое-как поужинав и немного выпив «с устатку», я завалился спать, строго-настрого приказав подчиненным, что мое величество ни в коем случае нельзя будить, кантовать и вообще как-то тревожить, разве что при пожаре.

– Государь… – раздался совсем рядом настойчивый шепот.

– На кол посажу! – посулил я и перевернулся на другой бок.

– Государь, – прозвучало громче.

– Ну, какого, блин, вам от меня надо?!

– Государь, делегаты пришли.

– Какие еще, к бесу, делегаты?

– Дык от городов, – пояснил неведомый мучитель.

– Каких городов?

– Имперских!

Пришлось подняться и уставиться мутным взглядом на наглеца, дерзнувшего нарушить покой своего сюзерена. Когда зрение наконец сфокусировалось, удалось разглядеть до омерзения свежего Рюмина, евшего меня преданными глазами.

– И что хотят? – вздохнул я, проклиная про себя свою тяжкую долю.

– Поговорить с тобой, батюшка!

– Это хорошо, а почему в такую рань?

– Помилуй, кормилец, уж полдень скоро! Я их кой час баснями кормлю, опасаюсь, как бы не разошлись.

– Ни хрена, подождут… Блин, что же так фигово-то, ведь не пили вчера… вроде… почти…

– Конечно-конечно, ваше величество! – согласился дьяк с непередаваемой интонацией, сразу заставившей меня насторожиться.

– Нет, ну вроде пивка я разрешил на нашу банду взять… – начал припоминать я обстоятельства вчерашнего вечера. – Кажется, бочку?

– Две, – постным голосом подтвердил Клим. – Потому как одна для вашей царской милости – только губы намочить.

– Да ладно! Я что, так и сказал?

– Ага. Ты же, царь батюшка, на нее верхом сел, да каждому из своих царских ручек изволил поднести, да с каждым и выпил, чтобы ему честь оказать.

– Врешь!

– Хочешь, побожусь?

– Не надо. И что, я со всеми пиво пил?

– Ну зачем со всеми… да еще пиво! Принцу Ульриху ты велел хлебного вина налить и потчевал, пока бедолага под стол не свалился. Потом за фон Гершова взялся. Панин как это увидал, то, не будь дурак, усвистал караулы проверять и тем отбрехался. Михальский тоже поднабрался – будь здоров. Вон спит с саблей в руке. Телохранитель!..

– А ты почему такой свежий?

– Молодешенек ты еще, государь, с нами, стариками, тягаться!

– С кем это «с нами»?

– Ну так, ясное дело, со мной да с батюшкой Мелентием.

– А он где?

– Известно где. Молится за нас, многогрешных! С делегатами что делать будем?

– Переговоры вести, что же еще! Ох, блин, это же надо так намешать…

– Прими, батюшка, похмелись, – протянул мне дьяк полный кубок.

– Господи, помоги, – взмолился я. – Ибо ведаешь, что не пьянства для, а здоровья ради!

Продукция брауншвейгских пивоваров пролилась в мое горло подобно освежающему потоку в сухой степи. Стало немного легче.

– А что, колодец тут есть? – поинтересовался я.

– Как не быть, милостивец!

– Тащите пару ведер воды!

В общем, через несколько минут перед представителями вольных и имперских городов предстал вполне свежий и относительно трезвый монарх. Всего их было четверо. По одному от Гамбурга, Бремена, Любека и Магдебурга.

– Здравствуйте, господа, – изобразил я милостивый кивок. – Чему обязан удовольствию лицезреть вас?

Те в ответ низко поклонились, демонстрируя, таким образом, бездну почтения и океан восхищения моим величеством, после чего вперед выступил низенький крепыш из Гамбурга и с льстивой улыбкой на толстых губах принялся излагать цель своего визита. Говорил он долго, то и дело призывая в свидетели всех святых и время от времени драматически прижимая руки к тому месту, где у обычных людей бывает сердце.

– Ганзейцы? – по-русски спросил я у Рюмина, вычленив для себя главное в этом словесном потоке.

– Они, батюшка.

– Хотят беспошлинной торговли, как в старые времена?

– Истинно так.

– Взамен что предлагают?

– Ничего, милостивец.

– Совсем охренели?!