Государево око. Тайная дипломатия и разведка на службе России

С 1704 г. при дворе султана увеличилось число противников России, за которыми Толстому надлежало следить «недреманным оком». К традиционно враждебным крымским татарам прибавились поляки, поддерживавшие С. Лещинского, шведы, И. С. Мазепа и, наконец, французский посол. Так, весной 1707 г. Петр Андреевич установил, что французский посол Ферриоль через крымского хана изо всех сил пытался поссорить Османскую империю с Россией. Французский дипломат убеждал Порту в том, что если она «…в нынешнем времени московского царя не утеснит, уже-де впредь долго такого времени дожидаться». При этом Ферриоль, по словам Толстого, «не жалел иждивения» и чинил «туркам великие дачи». Петр Андреевич своевременно отреагировал на закулисные интриги французского посла. Он сумел найти способ вручить письмо султану с разоблачением интриг крымского хана и французского посла. В результате султан решился сменить крымского хана. Место воинственного хана Кази-Гирея занял Каплан-Гирей, которому велено было «с Московским государством жить смирно».

Петр I по достоинству оценил успех своего посла. 20 мая 1707 г. Петр Андреевич получил письмо главы Посольского приказа Г. И. Головкина с извещением о пожаловании ему «за усердную службу и труды» вотчины.

В целом деятельность Толстого в 1707 г. была весьма полезной для России. Ему удалось парализовать выпады французского посла, а также отразить попытки крымского хана, Станислава Лещинского и Карла XII вбить клин в отношения между Османской империей и Россией. Однако в начале следующего 1708 г. Петру Андреевичу пришлось столкнуться с неприятностью с той стороны, откуда он ее не ожидал. Толстой получил из Москвы копию письма гетмана Мазепы с сопроводительным письмом Головкина и указом Петра I. Содержание письма Мазепы от ноября 1707 г. противоречило информации Толстого о положении дел в Стамбуле. Головкин выражал недовольство службой посла, а Петр прямо писал: «Господин посол, посылаем к вам о некотором деле письмо, здесь вложенное, на которое немедленной желаем отповеди».

Мазепа сообщал, что его лазутчик, вернувшийся из Молдавии, доставил сведения огромной важности. Суть их заключалась в непременном намерении Турции напасть на Россию. В письме гетман подробно перечислял военные и дипломатические меры, которые предпринимала Оттоманская Порта, готовясь к войне. К ним относились отправка в Бендеры 200 пушек и срочное пополнение гарнизона крепости. Из письма гетмана следовало, что визирь ведет тайные переговоры со Станиславом Лещинским и шведским королем о том, чтобы не заключать мира с Россией без согласия султана. В свою очередь поляки и шведы склоняли османов к войне с Россией, заявляя, что для этого наступило самое благоприятное время, «какого впредь не могут иметь». Все эти приготовления, доносил гетман, ведутся за спиной ничего не подозревающего русского посла.

В подтверждение своей правоты Мазепа ссылался-на иерусалимского патриарха, который якобы откровенно писал гетману: «Порта непременно со шведом и с Лещинским хочет и самим делом склоняется в союз военный вступить и войну или зимою, или весною с его царским величеством начать».Более того, Досифей будто бы выказал Мазепе недовольство тем, что в Москве «не внимают» его донесениям и что он, огорченный невниманием, более не будет писать на эту тему.

В конце января 1708 г. Толстой получил от Головкина еще одно письмо. В нем сообщалось, что сведения о «турецком злом намерении» заключить военный союз против России «от часу умножаются и отовсюду неустанно на всех почтах приходят как из Вены… так и от протчих наших министров из Англии и Галандии и из Берлина».Головкин резко отчитывал Толстого за бездействие: «Немалому то удивлению достойно, что ваша милость незнамо для чего ни о чем о том нам ни малой ведомости не чинишь и не престерегаешь того, для чего вы у Порты от его царского величества быть учреждены и в чем весь интерес состоит».