Государи всея Руси: Иван III и Василий III. Первые публикации иностранцев о Русском государстве

Здесь мы оставались до 13 апреля, когда прояснилось и наступила благоприятная для нас погода. Моряки положили свои вещи в бот и вывели его за пределы камней, после чего погрузили остальное имущество [и людей] и распустили паруса. В этот день была страстная суббота. Мы прошли около 30 миль, и во второй раз подул противный ветер. Однако здесь оказались заросшие камышом островки, мы были принуждены плыть среди них и дошли до такого места, где было довольно мелко. Ветер посвежел, но бот вошел в болото и немного касался дна, поэтому хозяин пожелал, чтобы все мы высадились в какие-то заросли камыша, вроде островка. Мы так и сделали. Мне надо было тащить свои тюки на плечах; я разулся и пошел, как мог, к берегу; было очень холодно, на болоте было крайне опасно, и я весь вымок. Добравшись до земли, я нашел шалаш из камыша, который, как говорили, остался от татар, приходивших сюда летом для рыбной ловли. Я забрался в шалаш, чтобы просохнуть, насколько это было возможно; то же самое сделали и мои спутники. Матросы с большим трудом завели бот в защищенное от ветра место, где ему уже не грозила опасность.

Утром 14 апреля был день Пасхи; мы сидели в камышовых зарослях; камыша-то было мало, а холод был сильный; чтобы встретить праздник, у нас не было ничего, кроме коровьего масла. Один из слуг Марка, бродивший среди прибрежных камней, нашел девять утиных яиц и преподнес их своему господину; тот велел сделать яичницу с маслом и роздал ее всем по кусочку. Так мы отпраздновали Пасху, что было замечательно, и мы не переставали возносить благодарения Господу Богу.

Многие не раз спрашивали, кто я такой, и мы с Марком решили говорить, что я врач, сын врача, который был слугой деспины[11], дочери деспота Фомы, присланной из Рима в жены великому князю Московскому; будучи бедняком и слугой деспины, я будто бы еду к великому князю и к деспине искать счастья. Тут же случилось, что у одного из матросов появился нарыв под мышкой. Спросили моего совета; я взял немного растительного масла, хлеба и муки, которые нашлись в боте, приготовил мазь и наложил ее на нарыв. Фортуна пожелала, чтобы через три дня нарыв прорвался, и человек выздоровел. Вследствие этого все стали говорить, что я превосходный врач, и убеждать меня остаться с ними. Однако Марк объяснил, что у меня ничего нет с собой, и потому я не могу этого сделать, но что, приехав в Россию и побыв там немного времени, я непременно к ним вернусь.

§ 19. 15 апреля утром подул ветер, и мы пошли на парусах, продвигаясь все время около берега, а именно около тех островков, заросших камышом, иногда высаживаясь на них. Так продолжалось до 26 апреля, когда мы вошли в устье Волги, величайшей реки, которая течет из пределов России. Говорят, что Волга имеет 72 рукава, впадающих в Бакинское море, и во многих местах очень глубока. От ее устья до Астрахани – 75 миль. Из-за сильного течения – то при помощи бечевы, то при некотором ветре – мы прибыли только 30 апреля в город Астрахань. По эту сторону Астрахани – в направлении к морскому берегу – есть огромное соляное озеро[12]; говорят, что оно дает столько соли, что могло бы снабдить ею большую часть мира. Этой солью – а она превосходного качества – пользуется почти вся Россия.

Татары (т. е. правитель Астрахани) не пожелали, чтобы мы в тот же день сошли на берег. Однако Марк высадился, получив эту возможность, потому что имел друзей в этих местах. В первый же вечер и меня вместе с моими спутниками отвели в тот домик, где остановился Марк, и поместили в каком-то закутке; там мы и переночевали. Утром пришли трое татар с плоскими, как доска, лицами и вызвали меня. Они сказали Марку, что он – желанный гость, потому что он друг их правителя, но что я – раб последнего, потому что франки[13] – его враги. Мне этот прием показался странным; однако Марк стал отвечать за меня и не разрешил мне сказать ни слова, кроме только вежливого приветствия. Это было 1 мая [1476 г.].