Государственная измена

Очень близка к принудительной форме труда была в 60— 70-е годы работа так называемых «лимитчиков», вынужденных из-за прописки трудиться на рабочих местах, вредных, непривлекательных, с низкой оплатой (служащей основой для беззастенчивой эксплуатации). Десятилетиями функционировала система, когда русские люди из Тульской, Калужской, Рязанской, Тамбовской и многих других областей приезжали в Москву, Ленинград и некоторые другие большие города, чтобы выполнять самую непрестижную и невыгодную работу, на которую не шли местные, жили в бараках-общежитиях, не смея протестовать против нарушения элементарных условий труда и жизни. Рабочая сила «лимитчиков» стоила для работодателей значительно дешевле, чем рабочая сила жителей, прописанных в больших городах. Но при этом нарушались самые элементарные принципы социальной справедливости, деформировались основополагающие трудовые ценности, труд приобретал принудительный характер. Общая численность лимитчиков в СССР составляла в 70-е годы многие миллионы человек.

Общее же число людей, занятых на всех видах недобровольного (принудительного) труда — в трудовых колониях, военно-трудовых отрядах (стройбатах), по лимиту в больших городах, привлеченных на работы и другие виды «шефской» помощи, — составляло в 70-е годы не менее 6 млн. человек.

В целом по стране сложилось крайне уродливое соотношение между настоящими тружениками и людьми, работающими, чтобы только отделаться, предпочитающими праздность труду. Специальное обследование тех лет показало, что настоящее стремление работать как можно лучше, высокая самодисциплина, инициативность, творческое отношение к своим обязанностям свойственны только 25—35% занятых в нашем народном хозяйстве, причем в основном лицам от сорока лет и старше. Примерно пятая часть работающих — лица с низкой трудовой активностью. Они инертны, работу предпочитали праздности. Нарушали трудовую дисциплину, отличались слабой продуктивностью и низким качеством труда. Около половины взрослого населения страны, хотя и понимали ценность трудолюбия и добросовестного отношения к труду, но не стремились работать как можно лучше, не обладали высокой сознательной дисциплиной, не относились инициативно и творчески к своему труду. Таким образом, по крайней мере две трети нашего населения начала 80-х годов трудно было отнести к хорошим работникам.

Отчуждение труда, разрушение трудовых ценностей, неуклонно продолжавшиеся последние десятилетия, стали важнейшей причиной серьезной деформации многих сторон советского социально-экономического механизма, ценообразования, планирования, управления. Отсутствие или имитация деятельности на том месте, где требовался настоящий труд, создавало зияющие пустоты в производстве, обслуживании, структуре цен, заставляло использовать заведомо искаженные пропорции в отдельных народно-хозяйственных категориях — потребление, накопление, группа А, группа Б и т. п. Дутые цены создавались, чтобы получить незаслуженную оплату за плохую работу или даже ее отсутствие, фиктивный хозяйственный механизм, чтобы имитировать полезную деятельность, фальшивые производственные отношения, чтобы скрыть глубокое противоречие между тружениками и паразитическими элементами. Создавалась парадоксальная ситуация — чем больше в стране становилось техники, тем хуже ее использовали, фондоотдача снижалась. Если еще в 40-е годы в стране не хватало технических средств, а трудолюбия, старательности, добросовестности было даже в избытке, то в 70-е годы, наоборот, главным дефицитом стала культура добросовестного, самостоятельного, инициативного труда. Именно этот дефицит породил все остальные виды дефицита в нашей стране. Степень отдачи трудового потенциала, повышавшаяся во второй половине 40—50-х годах, в 60— 70-х годах стала снижаться.

Катастрофически увеличился разрыв в производительности труда в нашей стране и США и в особенности в производительности труда в сельском хозяйстве. Если еще при Сталине Россия делала стремительный рывок к сокращению этого разрыва, то в 60—70-е годы наше экономическое отставание становилось все более и более явным. Оторвавшись от народных корней, превратив труд в арену всевозможных социальных экспериментов, подменив национальную модель трудовой деятельности набором «временных инструкций» (от «съезда» к «съезду»), оторвавшись от народных форм хозяйствования, страна все больше теряла способность к продуктивному творческому труду.

ГЛАВА 14