Государственная недостаточность. Сборник интервью

– Россия – такая страна, в которой писатель не может быть вне политики. Я – писатель, я обладаю литературным даром, степень которого может быть оценена по-разному, но он есть. Так вот, у моего литературного дара есть сопутствующая «аномалия» – прогнозирующие способности на уровне интуиции. Ельцин еще только появился на политическом горизонте, а я его тут же вывел в своей повести «Апофегей» под инициалами БМП. Не знаю почему, но я сразу же почувствовал жуткую антипатию к этому человеку и исходящую от него угрозу. И, к сожалению, я мало в чем ошибся. Мог ли я промолчать тогда? Конечно, мог. Но видите ли, в чем дело… В каждом писателе живет обыватель, который думает про себя: я это знаю, но мне будет очень хреново, если я об этом скажу. Но еще в писателе живет некое социальное существо, которое твердит ему в другое ухо: если сейчас же не скажешь, тебе будет еще хреновее. Получается, что честная позиция всегда себя оправдывает. Может быть, правда, со временем…

И еще. Я сравниваю писательский труд с кладоискательством. Один роет-роет, надоедает ему, плюет он на это дело, начинает пить – тоску заливать, хотя до клада осталось земли-то на полштыка лопаты. Другой, наоборот, роет и роет неустанно, отказывая себе в удовольствиях и отдыхе – но ничего не находит. И только третий, который терпеливо копает и покряхтывает, находит наконец клад. Можно оказаться в позиции любого – как кому повезет.

Только потомки будут изучать 90-е годы не по архивным документам, а по книгам и кинофильмам. И они не смогут сказать про наше время, что это было какое-то коллективное помешательство, потому что останутся книги, в которых все это осмеивалось, ибо были люди, которые все это понимали.

А еще Поляков много работал на телевидении. Это был и заработок, когда писательство приносило очень мало средств, и просто нормальный интерес ехидного Полякова к тому, что делается за голубым экраном. Тем более, во времена, когда он начал свое с ТВ сотрудничество, там практически не было цензуры. Тогда Юрий Михайлович вел на канале «Российские университеты» (бывшая четвертая кнопка) передачу «Ни слова о политике». В семейном кругу известного политического деятеля текла мирная беседа о жизни – о том о сем, но если кто-то из присутствующих упоминал что-то политическое, приходилось платить штраф, деньги бросали в керамическую толстую свинью. А людей хитрый Поляков приглашал разных – демократов, само собой разумеется, но кроме них – и Бабурина, и Проханова, и Дмитрия Рогозина… И оказывалось, что люди эти совсем не глупые и не такие простые, какими представляла их демократическая пресса. Геннадия Зюганова пригласить уже не разрешили, вскоре передачу закрыли. Потом Поляков вел «Стихоборье» – единственную на телевидении передачу про поэзию, потом – «Подумаем вместе» – и всегда оставался умным и, главное, беспристрастным собеседником.

– Меня просто бесит, когда журналисты на ТВ всячески пытаются выразить свое отношение к той новости, которую сообщают. Меня совершенно не интересует мнение Митковой или Сорокиной – кто они такие? Обычные журналисты, чья профессия – сообщать мне новости. Мне интересно мнение того или иного государственного деятеля, политика, экономиста, но не журналиста. Задача журналиста, ведущего беседу с кем-либо, – выслушать мнение приглашенного, даже если хочется иногда дать собеседнику микрофоном по голове. Я сейчас стараюсь именно так строить свою передачу на 3-м канале «Подумаем вместе». Вот когда я баллотировался в Московскую думу и на телевидении устраивали общественные дебаты, там я был в другом качестве и давал прикурить своим собеседникам. Но в качестве ведущего я благодарный слушатель.

Вопрос Евгения Зиновьева:

– С кем из журналистов, берущих у вас интервью, вам было интересно?