Государственная недостаточность. Сборник интервью

– А что вы хотите? Героем американской литературы периода первичных накоплений был тоже персонаж полукриминальный. Подозреваю, что этим нам прививают некую похожую на вестерн модель общества. Но она у нас совершенно иная, потому что даже революционные, пропагандистские «экшены» всегда выходили в конце концов на какие-то нравственные обобщения. О чем лавреневский «Сорок первый»? О том, что белого офицера застрелили? Ничего подобного. О том, что общее озверение заставляет любящих людей убивать друг друга.

– И напоследок: Юрий Михайлович, вы на посту главного редактора «Литературной газеты» генералом себя чувствуете?

– Генералов сегодня нет. Вот я – главный редактор, но мало кто знает, что на самом деле – только наемный менеджер в газете, которая принадлежит московскому правительству и другим акционерам. Если моя точка зрения, стремление быть на центристских позициях, держать интеллектуальную марку, давать высказываться разным людям не повысит тираж, то (смеется) никакие заслуги перед отечественной литературой меня не спасут. Тираж пока растет…

«Соотечественник», 11 апреля 2003 г.

Скорее «да», чем «нет»

Скоро телезрители увидят новый сериал, снятый по роману писателя Юрия Полякова «Козленок в молоке». Сегодня автор бестселлера – наш собеседник.

– Юрий Михайлович, сочиняя историю о том, как в середине 80-х годов некий писатель Духов на спор сделал из рабочего паренька Вити Акашина мировую литзнаменитость (при этом Витек не написал ни слова) и превратил его в «рупор перестройки», вы предполагали, что книга будет иметь такой бешеный успех?

– Нет. Я был поражен, когда одно переиздание романа пошло за другим. В нашей современной литературе аналогов этому нет. Ни одна книга самых модных нынче авторов: Акунина, Марининой – не переиздавалась столько раз, сколько мой «Козленок в молоке».

– В конце концов вы нашли какое-то объяснение его популярности у читателей?

– Причина, думаю, в том, что роман занял свободную нишу. Ведь у каждой эпохи есть в литературе своя сатирическая версия. Наиболее яркие примеры – «12 стульев» и «Золотой теленок». Кстати, в магазинах, на лотках «Козленка» кладут рядом с «Теленком». И хотя основными героями моей книги являются писатели, в ней показаны различные слои общества. Это роман о переходном времени. Некоторые из наших литераторов пытались сделать нечто аналогичное – сатирический срез переходного периода, но у них не получилось. О популярности «Козленка» говорит и то, что многие словечки из «золотого минимума начинающего гения» пошли в народ. Вот это по-настоящему приятно. Значит, произошло прямое попадание.

– Можно ли сказать, что именно хорошее знание литературной среды помогло вам при написании этой истории?

– С писательской жизнью я хорошо знаком. В частности, и потому, что долгое время редактировал газету «Московский литератор». Со временем мне захотелось эту среду изобразить. Ведь накопилось столько смешных наблюдений! Конечно, в плутовском «Козленке в молоке» многое утрировано. Однако сам Духов (эту фамилию он получил в инсценировке, в романе же рассказчик безымянен) – довольно распространенный тип писателя, который, не сумев реализоваться в литературе, принялся играть людьми. Перформанс сейчас вообще популярен. Правда, когда в 1993 году я взялся за «Козленка», тогда это все только начиналось. Я не предполагал, что появятся такие проекты, как, например, «За стеклом», где на глазах у всех играют в жизнь. Я думал: выйдет книжка, почитают писатели, посмеются. А когда она начала разлетаться – ее просто не успевали переиздавать, то понял, что там, видимо, есть нечто цепляющее людей, социально значимое.

– И все-таки реальные прототипы у персонажей есть?

– Какие-то реальные прототипы есть, но практически все они – собирательные образы, в отличие, скажем, от персонажей «Шапки» Войновича. Я ставил перед собой задачу написать не фельетон о писательской жизни, а роман, где присутствуют социальная, профессиональная сатира, где прослеживается любовная линия. Хотя там отражены и некоторые настоящие, невымышленные события. Например, как на совещаниях в ЦК партии учили главных редакторов газет и журналов быть свободными.