Государственная недостаточность. Сборник интервью

Н. М. И все же есть сегодня писательские имена, на которые все могут ориентироваться?

Ю. П. В том-то и дело, что нет. Заметьте, приехал Солженицын, стал возмущаться тем, что сделали реформы так, будто страну хотели уморить, – и не стало Солженицына. Сразу захныкали: ждали пророка – приехал домоуправ! И все. Вы давно его видели на телеэкране?

Н. М. Более чем давно. В общем, полная тишина.

Ю. П. Вот, а ведь он – крупнейшая фигура литературы XX века, как к нему ни относись. Я, например, не поклонник его произведений, особенно художественных, за исключением «Одного дня Ивана Денисовича».

Н. М. Повесть открыла нам имя писателя. Помню, как «Новый мир», где была публикация, мы передавали из рук в руки, когда заканчивали школу.

Ю. П. Как же можно делать вид, что его нет! Как это может быть?! Когда я пришел работать в «Литературную газету», которая многие годы была крайне либеральным изданием, обнаружил, что там 10 лет не упоминалось имя Распутина. И меня это тоже коснулось. В 1993 году, будучи любимым автором «Литературки», лауреатом премии газеты, я напечатал в «Комсомольской правде» статью «Оппозиция умерла. Да здравствует оппозиция!» по поводу расстрела Белого дома, где сказал, что расстреливать парламент ради укрепления демократии – это бред. Сейчас все говорят об этом, а тогда было нельзя. С тех пор в газете, главным редактором которой я теперь стал, 5 лет не упоминалось мое имя, я перестал для нее существовать. За что? Я ведь остался таким же Поляковым, автором тех же книг?! А вот за то, что идеологически оказался по другую сторону.

Н. М. И это – во времена гласности, перестройки, свободы слова…

Ю. П. Да, это случилось с либералами, но точно такая же история у меня произошла и с патриотами. На очередном съезде ко мне привязались: почему я печатаюсь в либеральных изданиях? «А какое ваше дело? Где хочу, там и печатаюсь. У вас есть ко мне претензии по содержанию моих выступлений?» – спрашиваю. «Нет, но вы публикуетесь в еврейских изданиях». – «Я на таком уровне не собираюсь разговаривать», – сказал я и вышел из этого Союза.

Н. М. Создается впечатление, что вопрос о том, кто будет формировать будущее литературы, отпадает сам собой…

Ю. П. Нет, это не так, сейчас вам объясню. Почему я согласился пойти работать в «Литературную газету»? Я ведь вполне благополучный, преуспевающий писатель, прилично зарабатываю, мои книги постоянно издаются, к тому же я занимаюсь театром и кино. Мы сейчас пытаемся через нашу газету (Владимир Ильич был не глупым человеком, правильно сказал, что газета – это не только пропагандист, но и организатор) восстановить единое литературное пространство. С едиными, насколько это возможно, правилами поведения, с единой, разумной иерархией, где не будет так: для кого-то Белов – графоман, а для кого-то – Битов. Это все крупные писатели, внесшие большой вклад в русскую литературу. Другое дело, что кому-то этот вклад может не нравиться, но это проблемы отдельного человека.

Н. М. Что вам удалось сделать за два с половиной года на посту главного редактора? Удалось собрать какие-то силы?

Ю. П. Мы свели в газете писателей, которые 10 лет не подавали руки и не смотрели в сторону друг друга. Теперь они у нас печатаются, полемизируют, пытаются выработать какие-то новые идеи, потому что реальные ответы на вызовы времени рождаются только при столкновении противоположных мнений. Надо спорить с противниками, ведь в споре с единомышленниками о нюансах никогда не выработаешь плодотворной идеи.

В том состоянии, в котором мы сейчас находимся, новая идеология и новое мировидение России родится только в результате синтеза идей. Невозможна победа той или иной идеологии. Либералы имели все возможности победить: в руках было телевидение, центральная пресса, все было проплачено. Что, победили? Нет, оказались просто идиотами. А до этого все то же самое было в руках патриотов, ну и что?! Ничего. Неслучайно в России неискоренимы два основных направления – западническое и почвенническое. Это основные русла, по которым течет наша интеллектуальная энергия. Перекроешь одно – высохнет другое.

Н. М. Судя опять же по роману «Козленок в молоке», на данном этапе в литературной среде ничего существенно не изменилось?