Государственные игры

Когда он впервые оказался с женой в Ливане, он поначалу тоже иначе относился и к людям и к красотам страны. Ярко-голубое небо, древние строения, от весьма скромных до потрясающих волшебной роскошью, благочестивые христиане и мусульмане. В 1946 году французы ушли отсюда, а религиозные “братства” развязали безжалостную войну между собой. В 1958 году морские пехотинцы США помогли затушить пламя, однако в семидесятом оно разгорелось вновь. В конце концов Соединенные Штаты снова вернулись. В 1983 году небо над Бейрутом оставалось по-прежнему голубым, а здания все также вызывали уважительное благоговение, когда мусульманский террорист-самоубийца взорвал американское посольство. В результате пятьдесят человек погибли, еще больше получили ранения. С тех пор красота уже никогда не воспринималась Хербертом как нечто невинное или даже просто привлекательное. И даже сама жизнь, когда-то столь богатая и полная обещаний, теперь больше походила на отсчет времени до момента, когда они с женой снова смогут воссоединиться.

Ганновер красиво контрастировал с видами сельской местности и…, с самим собой. Как и Гамбург, он был сильно разрушен бомбардировками во время Второй мировой. Современные здания и широкие пространства перемежались с островками архитектуры шестнадцатого века, отделанными деревом домами, протянувшимися вдоль тесных улочек, и старинными барочными садиками. Но при всей своей прелести все это было чуждо ему. Херберт предпочитал настоящую глубинку, в которой собственно и вырос. Речка, комары, лягушки и универсамчик на углу. Однако, проезжая по улицам, он был удивлен поразительной непохожестью этих двух лиц города.

Все совпадает, подумал Херберт, направляясь в сторону Ратенауплац. Вдобавок этот город имеет и два очень разных человеческих лиц.

Большинство ресторанов и кафе были расположены в одной из самых причудливых частей города. Но за очарованием старинной архитектуры скрывался гадюшник. Херберт без труда нашел нужное место, просто последовав за тремя бритоголовыми мотоциклистами. Было ясно, что те направляются ну никак не в местный Музей современного искусства Шпренгеля.

Прошло еще десять минут, и они подъехали к “Пивному залу”. То, что это именно он, не вызывало никаких сомнений. Здание располагалось посреди выстроившихся в ряд баров и кафе, в большинстве своем сейчас закрытых. На выложенном белым кирпичом фасаде пивной висела простенькая вывеска с ее названием. Черные прямые буквы на красном фоне.

– Что и следовало ожидать, – пробурчал себе под нос Херберт, проезжая мимо. Это были цвета фашистской Германии. И хотя выставлять свастику напоказ в современной Германии было запрещено, эти люди пользовались схожей символикой, не нарушая при этом закона. И конечно же, как рассказывал Хаузен за ланчем, хотя неонацизм сам по себе и был вне закона, эти группировки обходили запреты, используя в названиях своих организаций любые мыслимые эвфемизмы: от “Сыновей Волка” до “Национал-социалистов XXI века”.

И все же, если в самом “Пивном зале” и не было ничего удивительного, люди, толпившиеся перед ним, не могли не вызвать удивления.

Десяток больших круглых столов не вместил бы всю компанию, которая прибывала прямо на глазах. Сотни три главным образом молодых мужчин уже сидели на тротуарах, бордюрах и мостовой или стояли, облокотясь на машины, чьи хозяева не успели вовремя их отогнать и теперь не смогут ими пользоваться в течение всех этих трех дней. Немногочисленные посторонние пешеходы старались побыстрее миновать толпу. Еще дальше от здания четверо полицейских направляли уличное движение. Машины осторожно объезжали толпившиеся компании, которые распивали прямо на мостовой, неподалеку от пивной.

Херберт ожидал увидеть армию бритоголовых и коричневорубашечников – бритые черепа и татуировку – или ладно сидящую псевдонацистскую форму с нарукавными повязками. Да, панки здесь были – вкрапления то тут то там человек по пять-десять. Но большинство мужчин и немногочисленные женщины, которых он увидел, носили вполне обычную одежду и нормальные, если не сказать консервативные, прически. Они смеялись, свободно общались и больше походили на молодых биржевых брокеров или юристов, собравшихся в Ганновере на какую-то конференцию. Обстановка пугала своей обыденностью. Такое вполне могло бы происходить и в родном городе Херберта.

Тренированным взглядом он разделил пестрое сборище на фрагменты и запомнил их целиком, не останавливаясь на отдельных личностях. Позже, если понадобится, он сможет извлечь из памяти важные подробности.