Государственные интересы

Скорбеть наш народ умел, делал он это, не торопясь, и со вкусом, втихую рассчитывая подогнать окончание поминок аккурат под мою коронацию. А и правда: поят-кормят бесплатно, отчего же не порадоваться обретению новой княгини? Честно говоря, мне было как-то даже все равно. Ибо кормили мы людей на их же налоги, еду да медовуху давали попроще — все всё знают, никто не в обиде.

Глава 8

Откровенно говоря, я не слишком-то хорошо помню, как прошел трехдневный траур по батюшке. Все это потребовало от меня колоссального напряжения сил и эмоций, и мне казалось, будто бы вокруг все залито полупрозрачным белым туманом.

В ночь перед возведением на трон ко мне ненадолго заглянул Колдун. Мы оба знали, что этого нельзя было делать, но мне так нужна была его поддержка, а он так хорошо это понимал… К тому же, какой бы он был Колдун, если бы не смог защитить нас от подглядывания и подслушивания?

При взгляде на меня, Король признался, что я напоминаю некоторых его знакомцев. А именно — призраков, умерших очень давно и очень нехорошей смертью. От тех, мол, тоже только глаза и остаются. Я долго думала, оскорбиться мне или нет, и, похоже, настолько ушла в себя (а попросту сделала наглую попытку уснуть), что Колдун только покачал головой, поцеловал меня, наслал сон и смылся. Засыпая, я костерила его на все лады, а уж что мне снилось… Того не стерпит никакой пергамент, а я сохраню навеки в глубинах своей памяти, искренне радуясь, что не умею краснеть.

Само возведение на трон, следующим утром, происходило в теплой и даже дружеской обстановке, в большей степени оттого, что Ядвига его не посетила, сказавшись больной. Если бы церемонию не портила еще и постная физиономия Альберта, я искренне считала бы день удавшимся.

Итак, с утра меня подняла Иса. Я была совершенно выспавшаяся, бодрая, и даже почти утратила тот нежный зеленоватый цвет, что ввел Колдуна в заблуждение. Потом меня хорошенько накормили, водрузили на голову венок из ивовых ветвей, что символизировали полное духовное очищение, и отвели париться в баньку, ибо будущая княгиня должна быть чиста не только душой, но и телом. То, что меня хотели в этой бане поджечь — я сочла несмешным и неоригинальным. Тем более, что подоспевшие стражники быстро все погасили и я смогла-таки домыться. Нет, право слово, ну до чего же скудная у людей фантазия: пытаться поджечь баню, стоящую на видном месте во дворе княжеского терема! Да она даже задымиться не успела, как её тут же потушили! Правда, помоями, но не в этом суть!

А по выходе из бани меня и вовсе ожидало зрелище небывалое и даже в чем-то интересное. Поговорка «жареный петух в… место на выбор… клюнул», все же очень образна и не подразумевает того, что ваша еда может на вас наброситься. В то же время, мне было очень интересно: пытался ли кого-нибудь когда-нибудь клюнуть мертвый петух, или так повезло только мне, и я должна этим зачем-то гордиться? Те, кого хоть роз пыталась заклевать до смерти еще даже не ощипанная дичь, меня поймут, остальным придется объяснять…

Вот я, вся чистая: духовно, душевно, телесно, и даже помыслами, ибо то, что мне снилось ночью, старательно не вспоминаю, выхожу из бани. Меня берет в почетное кольцо охрана, и мы продвигаемся по направлению к терему. И кто из охранников мог бы хоть на миг предположить, что лежащий на колоде петух с отрубленной головой, кинется на меня, как-будто это я его собственноручно обезглавила? Однако, птица кинулась на меня с таким душераздирающим шипением, что я на миг оцепенела. Причем, петух не был безголовым, отнюдь, иначе, чем бы он пытался меня клюнуть? Голова парила над, бешено хлопающим крыльями, туловищем, примерно на высоте двух пальцев. То есть, нашим глазам открылось зрелище в равной степени комичное и внушающее отвращение. Охранники, конечно, не сплоховали, и посекли гнусную птицу в фарш, однако, осадочек остался.

Как бы то ни было, а в баню все же сходила, и даже успела сохранить некую чистоту в помыслах. Конечно, после того, как мысленно высказала все, что думаю о петухах, имеющих дурную привычку оживать в самый неподходящий момент. Теперь же я стояла в своих покоях, и служанки долго пытались облачить меня в некое белое подобие савана, долженствующее означать переход мой к новой жизни и, одновременно, чистоту души. Я философски подумала, что, в случае удачной атаки пернатого убийцы, саван использовали по своему прямому и более прозаичному назначению…