Государственные тайны. Книги 1-3

Элегантнейший прощальный жест — и Фуке исчез в глубине дворца, заявив, что теперь знает, как действовать.. Он уже скрылся из виду, когда Сильви открыла рот и запоздало спросила, что, собственно, у него на уме.

Замысел суперинтенданта заключался в том, чтобы направить к Луизе де Лавальер госпожу дю Плесси-Бельер с поручением передать от него нижайший поклон и двести тысяч ливров, «чтобы ее наряды были достойны августейшего внимания». Увы, это оказалось непозволительным промахом, Луиза была сшита не по той выкройке, что большинство придворных дам. Она не только ответила отказом, но и, кипя от возмущения, пожаловалась королю.

Итак, Людовик XIV испытывал сильное предубеждение к своему министру, когда под конец дня 17 августа его карета, окруженная мушкетерами и солдатами французской гвардии, въехала в высокие золоченые ворота замка Во-ле-Виконт и покатила по широкой аллее, присыпанной песком, на которой недавно суетилась армия слуг, убирая мельчайшие камешки… Эффект неожиданности был полным, при появлении на опушке леса роскошного замка и прекрасного сада, до последнего момента скрытых из виду, у Людовика перехватило дыхание. Медленно двигаясь в голове вереницы карет, он любовался, не веря своим глазам, подстриженными партерами, цветниками, мерцающими прудами, статуями, наконец величественной новомодной архитектурой самого замка.

Сам Фуке поджидал короля у парадного подъезда, его жена бросилась к дверце кареты королевы-матери. Мария-Терезия, ожидавшая ребенка, страдала от жары и не приехала, однако Сильви, привилегированная гостья Фуке, присоединилась к своей подруге де Мотвиль. То, что она увидела, привело ее в ужас, суперинтендант не пожалел золота, чтобы придать своему замку незабываемый блеск, и определенно переборщил. Молодой король, страдавший от нехватки средств, никак не мог одобрить столь вызывающее великолепие.

После прохладительных напитков Фуке показал гостям парк с тысячью ста фонтанами и сад, не имевший себе равных во всем мире.

Вернувшись в замок, гости уселись за стол. Пока Фуке с женой потчевали короля и Анну Австрийскую из золотой посуды тончайшими кушаньями, приготовленными Вателем, прочие гости могли свободно угощаться у тридцати буфетов, ломящихся от снеди и вин. Сначала король набросился на угощение, как голодный волк, потом, насытившись, предался мечтам; его матушка делала вид, что пресытилась яствами, хотя при подобном разнообразии блюд пресыщение было недостижимо.

После трапезы все перешли в зеленый театр, устроенный на опушке пихтовой рощи. Из опасения грозы над зрителями натянули белое полотно. В программе была комедия Мольера «Докучные», и некоторые задались вопросом, нет ли в выборе пьесы умысла. Завершилось все невиданным фейерверком — шедевром Торелли, превратившим ночь в день. Пораженные зрители могли любоваться светящимися лилиями, монограммами короля и королевы-матери, россыпями мерцающих звезд.

Более пышный праздник было трудно себе представить, но король взирал на все это холодно. Он чувствовал себя униженным, сравнивая все это великолепие с тем, чем владеет он сам, не помня, что, прежде чем заработать собственное состояние, Фуке ревностно помогал обогащаться Мазарини, Тому самому Мазарини, который, умирая, подсунул королю инструмент для уничтожения Фуке, зовущийся Кольбером…

Впоследствии Людовик XIV переплюнет даже Фуке, и придворные запомнят, как он будет приговаривать, «Вы еще слишком молоды и не могли лакомиться персиками Фуке».

— Мадам, — прошептал король, обращаясь к матери, — не стошнит ли здесь наших людей?

В два часа ночи Фуке, решив, что король желает отдохнуть, почтительно осведомился, не согласится ли он провести ночь в приготовленной для него роскошной спальне. Но король ответил, что возвращается к себе в Фонтенбло. Немедленно зазвучали трубы, и, пока к подъезду подкатывали кареты, замок сиял, как огромный канделябр; Фуке сам придерживал дверцу кареты своему венценосному гостю. Прощаясь, он совершил еще один яркий поступок, щедрость которого трудно было переоценить, предложил Во со всеми его диковинами и людьми, без которых имение было бы мертво, королю, ни разу не соизволившему ему улыбнуться и не поблагодарившему суперинтенданта за пир, сгубивший его. Король не принял дар, но запомнил имена тех, кто создал все эти чудеса, архитектор Лево, художник Лебрен, садовник Ленотр, не говоря о Мольере и Лафонтене, читавшем такие дивные стихи…

Король уехал, кипя от гнева и зависти, неподобающей для короля, грезящего о собственном величии.

Сильви видела собственными глазами все, в том числе улыбку сытого кота на тяжелой физиономии Кольбера. Его ноздри уже улавливали запах жареного… Предоставив госпоже де Мотвиль ехать в одиночестве, она предпочла задержаться, полагая, что великолепному Фуке не составит труда найти карету, в которой она попадет в Фонтенбло до пробуждения королевы. Она не могла сбежать, не поговорив с другом. Супруги провожали глазами королевскую процессию, когда Сильви присоединилась к ним на верхней ступеньке парадной лестницы.

Госпожа Фуке встретила ее унылой улыбкой.