Государственные тайны. Книги 1-3

Та же мысль не покидала Бофора, скакавшего в Париж в обществе своего верного оруженосца Пьера де Гансевиля. Они опередили карету Сильви на несколько лье, потому что очень спешили. Ведь ему отвели всего-навсего неделю на спасение сына и посрамление негодяев-похитителей! Срок очень короткий, однако Бофору предстояло в него уложиться, ибо он не смог бы зажить жизнью, о которой всегда мечтал, зная о несчастье Сильви. Его любовь разгорелась по прошествии времени с новой силой. Он боготворил ее, как мадонну, и жаждал как женщину из плоти с неукротимой яростью, которую напрасно пытался охладить в объятиях то одной, то другой любовницы. Тревожась за мальчика, который был ему дорог не меньше, чем матери, он одновременно испытывал тайную радость, ведь это похищение позволило ему снова превратиться в ее рыцаря, снова вступить ради нее в бой и, наконец, снова с ней сблизиться…

Подъехав к своему маленькому особняку неподалеку от ворот Ришелье, он спешился, бросил поводья слуге и вошел вместе с Гансевилем в дом. За долгие годы двух этих людей связала крепкая дружба, переросшая обычные отношения господина и оруженосца. Когда Жак де Брие, другой оруженосец Бофора, выразил желание постричься в монахи, к чему имел давнюю склонность, герцог почтил своим присутствием обряд посвящения в монастыре капуцинов, сделал щедрый взнос в монастырскую кассу и не стал подбирать Брие замену, так как высоко ценил дружбу с Гансевилем. Этот говорливый нормандец, любитель увеселений, отличный товарищ, прямой, как клинок, дамский угодник, знаток изысканных блюд, поклонник опасных приключений и драк, сделался еще более ценен Бофору, когда его стало не с кем сравнивать.

Коротко посвятив Гансевиля в курс дела, герцог с удовольствием отменил, как зажглись у того глаза при упоминании предстоящего отъезда в Брест. Славный малый стремился к тому же, к чему и сам Бофор, и не

меньше его обожал море.

Разговор продолжился за паштетом, каплуном и двумя бутылками вина из Бона, которые Бофор велел подать прямо к себе в спальню. Гансевиль предложил начать поиски Сен-Реми с обхода кабачков, притонов и прочих злачных мест. Персеваль де Рагнель подробно описал им внешность этого человека и даже набросал рисунок, однако Бофор рассудил, что слоняться по кабакам значило бы понапрасну терять время. Вместо этого правильнее сразу ударить по сердцевине заговора, то есть по самой госпоже де Ла Базиньер.

— Я нанесу ей визит, — решил он, — и как следует напугаю, чтобы она отказалась от своих козней.

— Плохая идея. На особу вроде нее трудно произвести желаемое впечатление, к тому же она способна на любую подлость. Припомните, уже в пятнадцать лет она была платной осведомительницей Ришелье…

— Я не собираюсь обходиться с ней как со знатной дамой. С подобным ничтожеством нечего церемониться!

— Толк выйдет только в том случае, если вы поднажмете. Впрочем, бывшая мадемуазель де Шемеро, будучи уже не первой молодости, все равно заботится о своей внешности, которая пока что ее не подводит. Не так давно я видел ее на прогулке, и…

— Только не говори, что она тебя заинтересовала! Впрочем, раз так, ты должен знать, где она сейчас живет. Мне известно, что она покинула набережную Королевы Маргариты, где жила в прелестном домике, выстроенном ее покойным мужем вскоре после свадьбы. Кажется, она не ладила с пасынком?

— Это целый роман! Говорят, он так в нее влюбился, что не прочь был жениться, но старый Ла Базиньер оставил ему такое неплохое наследство, что он в конце концов предпочел свободу и девиц свободных нравов… Кажется, он купил мачехе дом, только не помню, где…

— Прискорбный провал в памяти! Нам очень не хватает аббата Фуке! Вот кто знал все и обо всех!

— Верно. Зато у нас есть госпожа д'Олон. Разве вы забыли, что она тоже все знает и очень к вам привязана?

— Да уж, больше, чем я к ней… Однако ты прав, все женщины легкого поведения друг с другом знакомы, их связывает взаимная ненависть и зависть. Иду к ней!

Замысел оправдался. Женщина, прозванная «гетерой зека», носила полученную от мужа фамилию де Ла Тремуй. Она оказалась, как и подобает в ее положении, отлично осведомленной о делах всех тех, кто мог хотя бы попытаться ее затмить. Вращаясь в литературных кругах, мадам д'Олон черпала оттуда же любовников. Бофор в отличие от прочих оказался ей особенно дорог. В связи с этим она не торопилась утолить его любопытство. Пришлось ему торжественно поклясться, что все его планы в отношении госпожи де Ла Базиньер отличаются сугубой злонамеренностью.

— Я считаю ее повинной в похищении ребенка. Этого ребенка я обязан найти!

Сказано это было настолько серьезно, что у красотки пропало желание сердиться и даже смеяться. Ее очаровательное личико — она была неотразима, разве что обладала слишком пышными формами на взгляд любителя изящных фигурок — погрустнело.